растут рога и хвост. А Лоуренс все твердит свое:
– Будьте же тверды, Майкл, возьмитесь за ум! Где гарантии, что русские искренни в своих предложениях о разоружении? Вы уверены, что они не держат камня за пазухой?
– Милый Лорри, – Парк старался говорить как можно мягче, – вы называете камнем лекарство. Если бы они не сделали тогда спасительного облучения бомбам УФРА, мы с вами теперь принимали бы на том свете сигналы советского лунника или марсианина.
– Я не такой пессимист, Майкл, нет!.. – Лоуренс покачал головой. – Со стороны русских было свинством держать в секрете этот их КЧК, или как там его.
Парк рассмеялся.
– Готов простить им еще сотню таких же тайн за то, что они ничего не говорили нам о своем катализаторе. Стоило нам проведать об этой штуке, и наши молодцы наверняка придумали бы, что ей противопоставить. И что бы тогда было? Базы УФРА пошли бы в ход?.. Слуга покорный! Поверьте: мы с вами не сидели бы на этих пеньках.
– Слушая вас, не скажешь, что вы были когда-то нашим славным воякой.
– Эх, Лорри, – Парк покачал головой, – в то время мне действительно доставляло настоящее наслаждение драться с красными. Я ведь был уверен, что в 'холодной войне' наше спасение.
– А теперь?.. Старость?.. – усмехнулся Лоуренс.
– Что ж, это неумолимо… Но старость – не всегда выживание из ума. Иногда с седыми волосами приходит и мудрость.
– Вы помешались от страха, Майкл.
– Это не страх, Лорри. А впрочем… вы правы: в том, что я говорю, есть и доля страха – перед богом и своей совестью.
– Да-а… – иронически протянул Лоуренс, – и с этим вы намерены идти на выборы? Нет, Майкл, ваша кандидатура обречена. Нашей команде не нужны такие форварды. Она хочет драться кулаками.
Так вот где зарыта собака! Лоуренс приехал уговорить его снять свою кандидатуру. Интересно, что он может сказать. И почти только для того, чтобы подразнить Лоуренса, Парк сказал:
– А не кажется ли вам, Лорри, что в глазах так называемых простых людей советский премьер не только 'коммунист номер один', не только 'человек из Кремля номер один'. Он уже 'гражданин мира номер один'. На этот счет вам следует хорошенько подумать. Вы собираетесь взобраться на Золотую Гору, чтобы 'переспорить или умереть'? И вы не допускаете мысли, что не переспорите, а умрете, Лорри. Умрете, черт вас побери! – Парк говорил так, словно боялся куда-то опоздать или что-то забыть.
Лоуренсу с трудом удалось его перебить.
– Слушайте, Майкл, я готов во всеуслышание заявить: 'Я против войны'. Да, да, не смотрите на меня как на идиота, это совершенно искренне: я и в самом деле против войны, против всякой войны, потому что не хуже вас понимаю: любая – значит всеобщая.
– Так за чем же – дело стало: против войны, за мир, за мирное…
– Вот в том-то и дело: да, мы против войны, когда она нас не устраивает, но мы вовсе не за мир вообще. Мы отвергаем всякую мысль об их мирном сосуществовании и прочем.
– По-видимому, я начал выживать из ума: не понимаю.
– Я буду более верен своему обществу, чем вы, – исподлобья глядя на Парка, внушительно проговорил Ванденгейм. – Хорошо, что вы еще говорите 'наши идеи', а не 'ваши'.
Парк пренебрежительно пожал плечами:
– Наши идеи – это мои идеи. Так останется до конца моих дней. И я буду драться за мои идеи, потому что убежден в их превосходстве над всякими другими.
– Это уже ближе к делу!
– Но драться я хочу не бомбами.
– Знаю, знаю, Майкл: война идей. А уверены вы в победе?
– Вы путаете борьбу с войной, Лорри…
– Голыми руками?.. Или, может быть, домнами и электростанциями, как предлагают господа коммунисты?
– Всем: от домен до автомобилей и даже до кастрюлек.
– Ну, по части автомобилей, мы им зададим!
– А по части кастрюлек?.. Пожалуй, миллиардам кастрюльки пока еще нужней автомобилей, а? – усмехнулся Парк.
– Я был бы спокоен и за кастрюльки, если бы у домен не стояли потенциальные союзники русских. Война идет даже у наших собственных домен.
– Хотите закона о незаконности любых стачек?
Лорри ответил решительным кивком:
– Хочу! И в тот день, когда я взойду на Золотую Гору, закон будет принят.
– Итак, – после некоторого молчания произнес Парк, – вы решили бороться со мной на выборах?
– Нет. – Лоуренс исподлобья злыми глазами смотрел на Парка. – Мы не будем соперниками… Просто вы снимете свою кандидатуру.
Вот оно что! Тогда уж Парку не до церемоний. Если на карте стоит счастье его народа, судьба его страны, он вопреки советам врачей, вопреки мольбам жены, вопреки собственному желанию не снимет своей кандидатуры. Сейчас, сейчас, Лорри, ты услышишь… Боже, что это? Почему так трудно дышать?.. Парк схватился за сердце, прильнув щекой к стволу сосны. Боже правый, неужто уже?! Так бесславно уйти с пути Ванденгейма! Нет, не может, не должно этого быть!.. Сдавило дыхание… Не хватает воздуха!.. Стало совсем темно… Больно… Очень больно…
Но вот вспухший в груди болезненный ком пропустил немного воздуха. Еще… Еще немного. Легче. Кажется, на этот раз еще не все. Парк осторожно втянул воздух и почувствовал успокаивающий аромат хвои. Ага, это как раз то, что нужно: природа за него, его лес, его сосны!.. Парк осторожно нагнулся и, растерев в пальцах хвою, поднес ее к носу. Ф-фу!.. Отпустило! Не сдаваться!.. Итак…
– Послушайте, Лорри… – Парк говорил, не глядя на Лоуренса. Голос его звучал совершенно спокойно. – Чего-то вы все-таки не понимаете. Неужели я стал бы говорить что-либо подобное тому, что говорю, думать так, как теперь думаю, если бы у нас была надежда совершить рывок, какой мы совершили в сорок четвертом и сорок пятом, – оставить русских на два корпуса сзади…
– Да, тогда это был прыжок! Им пришлось понатужиться, и все-таки понадобилось целых пять лет, чтоб догнать нас.
– Вот именно: пять лет, – кивнул Парк. – Если бы они были у нас и теперь… Неужели вы думаете, что и тогда я старался бы уверить вас в неизбежности сосуществования?
– А если мы его еще сделаем, такой бросок к финишу, а?
Парк грустно покачал головой:
– Нет, Лорри, ничего не выйдет. Им понадобилось пять лет. А нам… – Он пожал плечами. – Просто не знаю, какие еще нужны слова, чтобы вы поняли: нам их не догнать!
– Нет, не понимаю, Майкл. Не хочу понимать, – упрямо заявил Лоуренс.
'Что ж, тем хуже для тебя, – подумал Парк, – и если бы только для тебя одного… Видно, такова воля всевышнего: принять формулу коммунистов 'войну вне закона!'. Что ж, значит для этого он и поедет в Лугано. Войну вне закона! Не сдаваться!
Не слушая больше Лоуренса, Парк устало отмахнулся и пошел к дому. Идти было очень трудно, но он старался не показать этого Лоуренсу. Пусть не торжествует. Парк поедет в Лугано.
Навстречу Парку шел внук. Мальчик сразу увидел, что деду плохо, и, подхватив его под руку, отвел в спальню. Но Парк не дал себя раздеть. Он упал в постель, как был, в платье.
– Нет, нет, мальчик, никого не зови. Не надо врача. Мне нужен ты. Один ты… Возьми машинку, садись к столу. Напишем кое-что. Дай только передохнуть…
Парк закрыл глаза. Вот папы в Риме всегда дают своим энцикликам названия… Названия?.. Да, да, назвать свою декларацию. Как же ее назвать?.. Вот: ему понравились слова русского поэта… Русского поэта… Парк приподнялся в постели.
– Ты готов, Голи?
– Да, дедушка, – растерянно ответил мальчик, не понимая, что происходит. Он только чувствовал
