Людовика XIV, храмов синии курения, парча, драгоценные камни. Соответствующие краски — очень яркие, густые, очень много золота и серебра. Стиль — что-то среднее между Бенуа, Рерихом, Коровиным и Ржевуцким. Ржевуцкий оказал на меня громадное влияние (Билибина никогда не любил и не хотел понять). А так как рисовать я начал раньше, чем писать стихи, то экзотика образов и красок с бумаги естественно перешла на стихотворения. Приведу самый яркий пример одного из таких моих шедевров, которого я теперь стыжусь:
Мантия на льду
Неправда ли, прекрасно? Рисунки в Cannes и Ницце охотно покупались американками. Стихи переписывались и имели шумный успех.
Оказалось, что для того, чтобы найти «автора» — необходимо было отказаться от ярких не в переносном, а буквальном смысле. Я перешел на сепию и чернила (обыкновенным чернилом можно уже кое-что передать — спросите Владимира Ананьевича). Потому что чернилом, а не красной краской или золотой краской пишу мои стихи. Экзотические рисунки тесно слиты с экзотическими стихами. Рисовать я никогда не учился и в рисование мое не влюблен. Поэтому я решил пожертвовать эффектом среди американок для простых человеческих стихов — которые для меня дороже и любимее.
Я много о Вас думаю, — помните, Вы писали, что к педагогической деятельности неспособны. Я этому не поверил — не верю и до сих пор. Мои две поездки в Cannet меня в этом убедили. Как хорошо, что я знаю Вас. Раньше я думал, что Вы не такая, как Вы есть. Это очень странно.
Я думаю о том, что в моих стихах: «И думаю, и думаю…»[99]. Это и больно и приятно. Хотя приходится за собой следить очень зорко и внимательно. Это сильно занимает (это неточное слово), от многого другого отделяет, все мелочи и шероховатости сглаживаются и не замечаются. Много рисую. Ищу сходство (только теперь перешел к человеку и лицу). Делаю рисунки Кабри. Потом пишу прозой, это очень нелегко — самая трудная вещь простота и естественность. К ним пока не близок, но приближаюсь (черепашьим шагом).
Только с 15 буду получать «Возрождение», поэтому этому статьи Вашей не читал. Очень прошу Владимира Ананьевича выслать все Вами написанное в этой газете[100] . Передовице не удивляюсь — удивляюсь, что вообще решились предоставить Вам голос и свободу. Дуют какие-то ветры — откуда — не пойму. Можно только порадоваться за «Возрождение». В частности — одним подписчиком у него, во всяком случае, будет больше. Я пишу статью о живых и жизни, не знаю только, будет ли она официально младоросской (да, увы,
Ваш А. Штейгер.
8
Милый Анатолий Сергеевич! Вы, наверно, и не вставляете себе, какую дали нежную мне радость присылкой этих цветочков. Они долго стояли у меня, и все такие же свежие, в них было что-то детское. «Пред-весна» — которую я всегда любила и теперь люблю, во всех ее образах. На севере она только, бывало, в кусочке земного неба, на закате, сквозь тонкие прутики голых веток… а здесь, в диких, маленьких гиацинтах — она же, как в слабых фиалках с виснущими головками.
Впрочем, может быть там, около вас, уже ощущение «всей» весны? Но здесь-то ваши цветы принесли мне именно предвесеннюю улыбку.
Я вам давно не писала, но так столпилось здесь всякое, что на самое нужное времени и не хватало. Исключительное раздражение, которое имеет способность вызывать каждая моя строка, меня, конечно, только радует: значит, правда моя попадает в цель. Но именно это попадание и обязывает к дальнейшей работе; а так как я требую от себя очень многого, в смысле ясности и краткости, и пишу «газетные» статьи с такой же тщательностью, как стихи, то это берет немало труда. Противники мои счастливее: умеют писать «левой ногой». Но зато они уязвлены, а чувствуя, что на меня-то ничто не действует — пуще сердятся, бедные.
Как жаль, что вы еще не здоровы, не здесь, не бываете у меня по воскресеньям и в Зеленой Лампе! Я у себя сделала «отбор», и это послужило к добру, в Лампе поднялись хорошие, важные вопросы[102]. Вам верно, Володя обо всем пишет. Вы меня спрашивали о «свободе». Ну, это не так-то легко ответить. И надо знать раньше, в каком «порядке» был вопрос. «О духе ли свободы» вы спрашиваете, или о формах его воплощения? Да и последнее требует еще вопросов: где, когда и для кого.
Напишите мне, как ваше здоровье и настроение. Повидайте Илью Исидоровича, он в Грассе.
Еще раз спасибо за милый ваш подарок.
A vous Z. Hippius
Присылайте стихи и все, что напишется. Хорошо?
9
Глубокоуважаемая Зинаида Николаевна.
Получив вчера № 2 Оповещения Парижского очага Младороссов, я неприятно был поражен статьей «Виртуозы окрошки Мережковский и Гиппиус»[104]. Спешу сообщить Вам, что я резко осуждаю недопустимый и неприличный тон этой статьи, соглашаясь с отрицательным отношением ее автора к таким положениям Д<митрия> С<ергеевича>, как «Великая Французская Революция есть величайшее открытие христианства после Христа».
Я считаю совершенно недопустимым вести полемику в выражениях, которые позволяет себе
