на XIX партконференции за свою «несвоевременную критику» во время знаменитого выступления на пленуме ЦК КПСС в октябре 1987 г.
Психология «шестидесятничества» давила на ее носителей собственным грузом. В молодости они хлебнули ограниченной свободы, а затем испытали усиление деспотизма, навалившегося прежде всего на номенклатурную интеллигенцию, к которой принадлежали наиболее известные «шестидесятники» После этого они на всю жизнь сохранили в душе страх перед властью и перед самой свободой. Свобода рассматривалась ими прежде всего как свобода для элиты, для себя и своих партнеров. Поэтому спустя двадцать лет после первой оттепели у неформалов была своя революция, а у прорабов перестройки — своя. Но противник оставался общим.
В 1988-89 гг. у видных либералов фактически не было партийного аппарата. Они были созниками, но не руководителями неформалов, принимавших решения самостоятельно. Конечно, действия неформальных организаций использовались «шестидесятниками», в том числе и либералами в руководстве КПСС. Но и неформалы каждый раз решали, какую компанию «верхов» поддержать, а какую — нет.
Падле смерти академика Сахарова возникла легенда о том, что именно он был вождем оппозиционного движения в 1986–1989 гг. Но до 1989 г. академик не участвовал не только в уличных выступлениях, но и в наиболее представительных конференциях оппозиционных организаций, держался особняком. В ходе выборной кампании конца 1988 — начала 1989 г. возникают общественные структуры, обеспечивавшие политическую деятельность академика Сахарова. Авторитет Андрея Дмитриевича достиг апогея во второй половине 1989 г., после его выступления на съезде народных депутатов, но вождем движения академик не стал и тогда. Он по природе своей не был вождем или руководителем.
Лишь после выборов 1989 г. лидирующее положение в демократическом движении постепенно переходит к Межрегиональной депутатской группе, состоявшей в большинстве своем из партийных либералов-«шестидесятников». Тогда же возникает постоянный партаппарат «демократов». Однако, чтобы укреплять свой контроль за расширяющимся гражданским движением, руководители МДГ должны были повторять лозунги, выдвинутые диссидентами и неформалами.
К началу 1990 года в общественном сознании России закрепились ценности плюрализма и идейной терпимости, гражданских свобод и строительства общества снизу. В России возникло легальное и объединенное множеством взаимных контактов гражданское общество, состоящее из независимых от государства экономических, общественных, профсоюзных и информационных организаций. Сформировались ростки независимой прессы, система управления стала полицентричной — стала восстанавливаться уничтоженная еще в 1918 г. власть Советов на местах, когда простые люди реально могли влиять на процесс принятия решений.
Но гражданское общество было еще очень молодо и слабо, чтобы удержать завоевания первой волны революции. Откат был неизбежен. Номенклатура оправилась от ударов и была готова к контрнаступлению под новыми знаменами.
Героический, освободительный период перестройки завершался прекрасным аккордом — грандиозными демонстрациями 4 и 25 февраля.
В то же время «революция менеджеров» вывела управление хозяйством из под контроля партаппарата и привела к образованию корпоративного по структуре национального капитала, олицетворяемого директорским корпусом. После этого экономические задачи революции для значительной части хозяйственной элиты были решены, и в обществе усилились консервативные тенденции. В то же время экономическая перестройка вызвала болезненные экономические последствия, которые помогали поддерживать миф о спасительности грядущей вестернизации. Общество раскалывалось на консерваторов-почвенников и «демократов»-западников. Поворот номенклатуры к радикальному антикоммунизму означал начало конца гражданской революции! Теперь борьба против КПСС велась не во имя высоких идеалов свободы и справедливости, а ради победы одной номенклатурной клики над другой. Причем если консервативная группировка рассчитывала опереться на производственную элиту, уже получившую «свой кусок», то «радикальный» клан номенклатуры мог опереться на две силы. Во-первых, на политическую и экономическую мощь Запада (ценой превращения страны в сырьевой компонент мирового разделения труда). Во-вторых, на теневой, а в значительной степени криминальный капитал, вышедший из подполья под флагом «свободы предпринимательства», установивший контроль над рынком и переориентировавший его с производства на более привычную спекуляцию. Прозападная номенклатура быстро поняла, что именно криминально-спекулятивный капитал может стать ее союзником в борьбе против производственного капитала. Лозунг «радикальных реформ» стал означать передел власти и собственности в пользу компрадорских и криминальных слоев. Начиналось великое превращение власти в собственность.
Увы, большинство участников широкого гражданского движения не заметило этой метаморфозы, да и не могло заметить. «Лицом к лицу лица не увидать». Пока народные массы ломились в парадную КПСС, с черного хода выносилось все ценное. К 1991 г. компартия превратилась в пустой ящик, охранявшийся несколькими десятками тысяч честных ничего не понимавших коммунистов…
Война лозунгов 1990–1991 гг. все больше приводила к подмене их смыслов. Начав с критики «командно-административной системы», «демократы» затем стали выступать за «сильную исполнительную власть». Лозунг разгосударствления (который предполагал прежде всего переход собственности трудовым коллективам) был вскоре подменен «приватизацией» — то есть распродажей «общенародной» собственности тем, кто ее сможет купить. Борьба за региональную самостоятельность при сохранении межрегиональных горизонтальных связей сменилась созданием национальных империй, подавляющих элементарные гражданские права. Лозунг восстановления социальной справедливости, на котором сделал себе «второе имя» Ельцин, был сменен агитацией за новое расслоение «по способностям». Способности Ельцина в итоге были награждены не хуже, чем способности Брежнева.
В «демдвижение» полились большие деньги, валом повалила номенклатура. Номенклатурная «демократия» собирала под свои знамена все новые полки, выходившие на бой с КПСС шахтеры, национальные формирования, «коммунисты за демократию» во главе с А. Руцким и просто сотни тысяч граждан, связывавших с КПСС свои беды и видевших в ее власти историческую несправедливость.
Привыкшие к старым методам руководства коммунисты-консерваторы как могли защищали обреченные партию и Империю. Но почувствовавшие вкус сверхприбылей от «внешнеторговых операций» чиновники готовы были сражаться до последней капли чужой крови. Драматическая борьба традиционалистской и компрадорско-западнической клик завершилась грандиозным действом августа 1991 г., в результате которого более мобильные «капиталистические» аппаратчики скушали своих менее гибких «коммунистических» коллег и принялись воплощать в жизнь все свои «идеалы» — занятие освободившихся помещений и кресел, умопомрачительные внешнеторговые операции, освобождение монопольных цен, разрушившее ростки рынка, которые еще не вписались в мафиозную схему; колючая проволока между народами, травля и парализация представительных органов власти. Кризис революции сменился откровенной реакцией.
Система представительных органов власти, опираясь на часть национального капитала, пыталась оказать сопротивление номенклатурной реставрации. Но наладить прочные связи с гражданскими движениями руководство парламента не смогло. Более того, в сентябре-октябре 1991 г. Верховный Совет фактически оставил без поддержки демократическое движение в защиту Моссовета. И оно проиграло, «отдав улицу» блоку коммунистов и нацистов, к которым «официальной оппозиции» пришлось идти на поклон, когда «президентская вертикаль» перешла во фронтальное наступление на Советы.
В политической борьбе социально-патриотического и либерально-компрадорского блоков гражданское общество занимало скорее нейтральную позицию. 22 сентября — 3 октября гражданские движения выдвинули «нулевой вариант», поддержанный значительной частью политической элиты. Но кровавый финал переворота не дал реализоваться демократической альтернативе. Хотя и за Гайдара народ голосовать не стал. Народ устал. Революция иссякла.
События 1991–1993 гг. вызвали у многих политических неформалов горькое разочарование. «За что
