отца двенадцать наложниц, поэтому он и меня убеждает взять Дурман в наложницы, хотя ненавидит ее. Ко мне он относится лучше, потому что объясняет все иностранными замашками, но иногда злится и на меня. Дело в том, что мое сожительство с Дурман оказывает сильное влияние на нашу молодежь. Ты ведь знаешь, что отношения мужчин и женщин у нас сводятся только к блуду. Ради этого женятся, берут наложниц, ходят к проституткам, заключают свободные союзы. На первом месте дурманные листья, на втором – блуд. Поскольку для молодежи я образец, теперь все, кроме жен, имеют любовниц. Но старики ненавидят меня, потому что для любовниц по иностранному обычаю нужно снимать специальное жилье, тратить на них деньги, ссориться с родителями, если денег не хватает. В общем, мы с Дурман большие преступники.
– А совсем порвать с семьей ты не можешь? – спросил я.
– Что ты! Денег нет. Свободный союз – иностранный обычай, но он отнюдь не устраняет национальную привычку требовать деньги у стариков. Если эти обычаи не примирить, то к жизни не приспособишься.
– Почему же старики не разлучат вас?
– А что они могут сделать? Они-то и завели этот порядок, держат наложниц и, естественно, не борются по-настоящему со свободным браком. Ни они, ни мы – никто ничего не может поделать. Старики домогаются наложниц, молодые – свободы; внешне идет борьба за принципы, а на самом деле за сожительство с кем захочешь. Во всех случаях рождается множество котят, которых некому ни кормить, ни воспитывать. Так делали и деды, и отцы, и мы так делаем. На свете нет ничего противнее ответственности.
– Но как же к этому относятся сами женщины?
– Скажи, Дурман! Ты ведь женщина, – попросил Маленький Скорпион.
– Я? Я люблю тебя, и мне нечего больше сказать. Если ты хочешь вернуться к жене, которая умеет рожать, иди. Когда я узнаю, что ты разлюбил меня, я просто съем сорок дурманных листьев, и все будет кончено!..
17
Комната осталась за мной, хотя ни я, ни Маленький Скорпион не говорили об этом. На следующий же день я начал свою исследовательскую работу. Никакого определенного плана у меня не было. Просто ходил и смотрел.
В конце улицы дети почти не показывались – все они сосредоточились здесь, около культурных учреждений, и я обрадовался: по-видимому, люди-кошки не забывают своих детей, воспитывают их, сейчас, должно быть, послали в школу.
Кошачьи дети – самые жизнерадостные существа в мире. Грязные (невероятно грязные, невозможно описать, до чего грязные), худые, вонючие, уродливые, безносые, прыщавые, но очень жизнерадостные. Я видел одного мальчишку, у которого физиономия вспухла, как глиняный горшок, рот даже закрыться не мог, щеки в кровь исцарапаны, а он прыгал, бегал и смеялся вместе со всеми. Мое оптимистическое настроение моментально улетучилось. Я не мог представить себе такого мальчишку в нормальной семье или школе. Живость? Только общество идиотов могло породить грязных, худых, вонючих, уродливых, безносых, но все- таки жизнерадостных детей. Это подражание взрослым и наказание им. Когда эти дети вырастут, страна станет еще грязнее, вонючее и уродливее. Я снова увидел грозный перст, занесенный над Кошачьим государством. Многоженство, свободные союзы, блуд – и ни единой мысли о будущем. Что за беспечность!
Но я все-таки не хотел спешить с заключениями и вслед за детьми направился к школе. Это была пустая площадка, окруженная стеной. Дети вошли в ворота, а я стал наблюдать с улицы. Одни школьники катались по земле, другие лезли на стену, третьи что-то рисовали на ней. Учителей не было. Наконец вдали появились трое взрослых, худых как скелеты. Казалось, они с самого рождения ни разу не ели досыта. Учителя – их профессию было теперь легко определить – шли медленно, держась за стену; при каждом дуновении ветерка останавливались и долго дрожали. Когда они вползли в ворота, школьники продолжали кататься, шуметь, лазать на стены. Чтобы отдышаться, учителя сели на землю, закрыли глаза и заткнули уши, так как дети шумели все больше. Потом учителя поднялись и стали уговаривать детей сесть, но те, видимо, решили ни за что не соглашаться. Промучавшись примерно с час, учителя догадались воскликнуть:
– За воротами иностранец!
Тут дети плюхнулись на землю и уже больше не смели повернуть головы.
Один из учителей заговорил.
– Первым делом споем государственный гимн, – сказал он.
Но никто не запел; все оторопело смотрели на учителя.
– Тогда восславим императора.
Все по-прежнему молчали.
– Помолимся богам!
Тут дети, не выдержав, начали толкать друг друга, кричать и ругаться.
– За воротами иностранец!
Школьники снова стихли.
– С вами хочет говорить директор.
Директор вышел вперед и воззрился на склоненные головы.
– Сегодня для вас торжественный день, вы кончаете институт…
Я чуть не упал в обморок. Как?! Это институт, и эти сопляки кончают его? Но не надо давать волю чувствам, лучше внимательно послушать.
– Вы кончаете высшее учебное заведение, – продолжал директор, – и должны осознать, какая это торжественная минута. Теперь вы овладели всеми науками, и важнейшие дела государства легли на ваши плечи. Это огромная честь! – Директор протяжно и громко зевнул. – Все!
Преподаватели яростно зааплодировали, а «студенты» снова начали шуметь.
– Иностранец!
Все стихли.
– Слово преподавателям.
Преподаватели долго пререкались, уступая друг другу очередь. Наконец один из них, особенно худой, сделал шаг вперед. Я сразу понял, что этот господин – пессимист, потому что в уголках его глаз повисли две огромные слезы.
– Господа, – сказал он с невыразимой печалью. – Сегодня вы кончаете высшее учебное заведение и должны осознать, какая это торжественная минута. – Одна из его слезищ капнула. – В нашей стране все учебные заведения высшие, это особенно приятно! – Упала вторая слезища. – Не забудьте добро, которое делали вам директор и преподаватели. Для нас большая честь быть нашими учителями, но вчера вечером умерла от голода моя жена, это… – Он долго боролся с собой и наконец взял себя в руки. – Не забудьте своих учителей, помогайте им чем можете: деньгами или дурманными листьями. Вы, наверное, знаете, что мы уже двадцать пять лет но получаем жалованья. Господа!.. – Он не мог больше продолжать и, пошатнувшись, сел на землю.
– Сейчас будут выдаваться дипломы.
Директор вытащил из-под стены кучу каменных пластинок, на которых было что-то написано (что именно, я не разглядел), положил их перед собой и произнес:
– Вы все заняли первое место, можете гордиться. Теперь подходите и берите любой диплом. Они абсолютно одинаковые, потому что все вы заняли первое место. Торжественное собрание объявляю закрытым.
Директор повернулся и медленно побрел к воротам, следом за ним поплелись преподаватели. Но студенты даже не думали о дипломах – они предпочли снова карабкаться на стенку, орать или кубарем кататься по земле.
«Что за чертовщина?!» – подумал я и пошел за объяснением к Маленькому Скорпиону. Его не оказалось дома; пришлось вернуться и продолжить наблюдения.
Наискосок от «института», который я только что видел, было другое учебное заведение, наполненное юнцами лет по пятнадцать-шестнадцать. Несколько юнцов прижали кого-то к земле и явно пытались его оперировать. Рядом толпа учащихся связывала сразу двоих. Это, наверное, был семинар по биологии. Хотя
