– Во время своей первой военной миссии, кадет, ты узнаешь, в чём на самом деле состоит невыразимая словами разница, как, в свою очередь, об этом узнал я сам. Свой первый бой я встретил на твоей родной планете в кампании против пиратов орков.
Никогда раньше ни один брат не признавался им в таких личных переживаниях. Лександро снова вспыхнул, но на этот раз от радости и удовлетворения.
– Но, сэр, это было три сотни лет назад!
Этот мужчина, глыба мышц, казалось, ещё пребывал в полном расцвете сил. Сержант улыбнулся:
– Космический десантник способен жить гораздо дольше обычного человека. Это вы должны знать. На самом деле, с одной стороны, его обязанность заключается в том, чтобы умереть, с другой – в том, чтобы жить как можно дольше, в соответствии с кодексом чести Братства. Мы ведь с вами не бешеные псы, которых в галактике и без нас предостаточно, но священные рыцари, за деяниями которых наблюдает сам Император. Кроме того, наши путешествия через ворп-пространство растягивают время как безразмерный эластик. Все это так. Я был там во время перехода через пустыню и во время штурма муравейника, известного ныне под именем Череп.
Подобие улыбки пропало с его лица.
– К несчастью, кадет, ты заговорил с сержантом, не получив на то разрешения. Две минуты нервоперчатки, Д'Аркебуз. Остальным кадетам присутствовать при наказании. Только так научишься ты самоконтролю.
Лександро вытянулся в струнку. Рогал Дорн не оставит его своей милостью. «Дикий пёс» должен понести наказание за отсутствие внутренней дисциплины. Лекарственные препараты и гипноз были очень хорошими средствами, чтобы справиться с гормональными бурями, вызываемыми сверхчеловеческими органами, которые вмещало его тело; но ему пока ещё не хватало сверхчеловеческого разума, чтобы научить своё тело сражаться, независимо от полученной травмы. Только тогда сможет он стать настоящим десантником, и когда-нибудь, – с надеждой внушал он себе, – офицером десанта, а если повезёт, то даже (почему бы хотя бы не помечтать об этом) командиром.
С таким настроением он и встретил наказание.
Как далеки от него были теперь шёлковые наряды и благословенная гедоническая кислота и пик радости обитателя верхних уровней Трейзиора.
Несколько часов спустя в Карательной часовне Лександро снова погружался в пучину агонии. Эту участь с ним разделяли двое других кадетов, которые согрешили сразу же после прохождения очищения кровопролитием. Те двое нещадно орали, но сразу после наказания смогли встать и на собственных ногах дойти до столовой и поесть. Лександро кричать не мог, во всяком случае вслух. Он выносил страдания молча, отчаянно желая переделать себя.
Среди наказанных кадетов ле было Хейка Бьертсона. На самом деле с того памятного происшествия никто из кадетов его больше не видел. Психическая неустойчивость Бьертсона оказалась слишком опасной, так объявили курсантам в столовой, пока сервы разносили им еду. Его подвергнут почётному стиранию индивидуальности, а тело его будет передано для проведения исследований.
В тот вечер после молитвы, которой обычно завершались их трапезы, кадеты, как всегда, высыпали из столовой, чтобы вернуться в свои пустые кельи.
– Берегись, – предупредил Бифф Тандриш сияющего Лександро. – Как бы тебе не стать флагеллантом.
– А что это такое? – без интереса в голосе спросил Лександро.
– Тот, кто занимается излишним самобичеванием.
– А! Ты снова просвещаешься.
Тандриш пропустил ядовитое замечание мимо ушей.
– Таких людей называют психопатами, и из них не получаются офицеры Братства. Я видел, какими глазами ты на них смотришь.
– Ты хочешь сбить меня с толку. Подорвать мою веру. – Лександро легко рассмеялся. – А разве нам не известно, что большинство людей и есть психопаты?
– Но мы-то должны оставаться благоразумными. Ты вышел из роскоши, Д'Аркебуз. Я – прямо из противоположного мира. Я не поднимаю страдания до уровня добродетели и не воображаю, что это может меня поставить в преимущественное положение. Так что остерегайся.
– Как любезно с твоей стороны проявлять такую заботу обо мне.
– Я просто не хотел бы, чтобы со мной бок о бок сражался флагеллант.
Лександро уставился на татуировку паука, маячившую перед ним. Его словно обожгло чувство, что однажды он это уже видел. Он внезапно вспомнил, как в подземном городе Тандриш сорвал с него маску.
– Рогал Дорн милостливо наделил тебя мудростью, – беззаботно сказал Лександро, отлично зная, что Тандриш больше времени проводит в скрипториях, чем за молитвой в келье или часовне.
– Он и меня посещал, брат, – заметил Тандриш просто.
– Он не есть лично твой святой. Он появляется перед каждым из нас, единственный и неповторимый.
– Он и мне являлся, – признался Ереми Веленс, подойдя поближе.
Они проходили по длинному серому коридору, в котором, нагнетая воздух, тихо гудели вентиляторы, а по обеим сторонам в нишах в серебряных шкатулках были выставлены священные поделки.
– Ко мне он явился в тот момент, когда мы наводили порядок в помещении с дикарями.
Не послышался ли им трепет в голосе Веленса?
– Ты говоришь о том порядке, который пытался насадить в подземном городе? – саркастически
