Поверх одного слоя укладывался второй. Мембрана толстела. Когти впивались в соседние тушки. Текли горячие струи серного сока, заливая неровную поверхность живой заплатки. Она твердела прямо на глазах.
В скором времени от зияющего просвета но осталось и следа.
Большая часть оставшихся существ прилипла к обгоревшим дверям, латая и их. Наконец поток странных созданий прекратился. Последние из них уселись на цветные пятна водорослей и начали поедать их, вбирая в себя закодированную в них информацию или стирая её за ненадобностью.
Разбившись на три отдельные группы, десантники и скауты осторожно двинулись по каждому из трех расходящихся коридоров. Когда они вернутся – если такому суждено случиться, – чтобы добраться до торпеды, им придётся взрывать заплату, образованную из отвердевших тушек тысяч мёртвых животных…
Широкий коридор с костяными опорами, по которому ступал Ери, заливал мертвенный свет. Он шёл, едва не наступая на пятки идущему впереди Лексу. Бифф следовал позади на некотором расстоянии, время от времени посматривая на совсем ещё молодых скаутов, с которыми был сержант Юрон. Их количество не превышало шести человек.
Но его и Юрона беспокоило не то, что едва оперившаяся молодёжь могла от избытка энергии отколоть что-то непредсказуемое – например, свернуть в один из боковых коридоров. Беспокойство волновало другое, то, что на языке настоящих десантников называется «фактором канарейки».
Существовала легенда, что в зловонных токсичных дебрях Некромонда банды подонщиков, отправляясь на исследование неизведанной зоны, брали с собой клетку с чирикающей жёлтой птахой. Эта птаха реагировала на уровни загрязнённости. Насвистываемые ею мелодии указывали на степень загрязнённости воздуха. Если она замолкала или, чего доброго, валилась лапками кверху, следовало немедленно надеть респираторы, чтобы самим не сыграть в ящик, корчась в муках.
Конечно, все эти создания, которых содержали в клетках, живые кладовые белка, давным-давно исчезли в глотках мальчиков и девочек Некромонда, любителей вкусненького. Может правда, на высших уровнях дела обстояли иначе. Сегодня для определения степени загрязнённости имеются всякие там лакмусовые бумажки, конечно, если ты сумеешь найти такую, выменять или украсть…
Ну а пословица с тех времён осталась: «Нужно глотнуть воздуха? Выпиши канарейку!»
Естественно, что в комплекте снаряжения скаутов имелись респираторы, хотя полного защитного костюма им пока не полагалось, так как их подкожный панцирь пока ещё не вступил в симбиоз с нервной системой. По этой причине они и исполняли роль лакмусовой бумажки, канареек в клетке. Сами десантники к этому времени тоже уже открыли забрала, чтобы экономить воздух в баллонах. Поэтому Бифф и не спускал глаз со скаутов, импровизированных канареек.
В обычной ситуации, как он полагал, командир Пью не стал бы посылать желторотых птенцов на выполнение задания в такой окружающей среде. Но случилось так, что в операции проникновения на три инопланетных корабля были задействованы все члены братства. Другие братства преследовали те же цели, избрав мишенями иные группы кораблей, в то время как имперские крейсеры, оставаясь поблизости, несли боевое дежурство, готовые в любой момент начать обстрел вражеского флота и уничтожить максимально возможное количество инопланетных кораблей. Если их вообще можно уничтожить…
Скаутам, не имевшим возможности оградить себя от неблагоприятных воздействий окружающей среды, волей-неволей пришлось исполнять роль канареек.
Интересно, если лорд Пью потеряет слишком много скаутов, с какой частью своей сенсорной системы или с каким из органов тела пожелает он расстаться в знак личного наказания? Чей черёд настанет после вкусовых сосочков? Возможно, глаз? Может, он заменит их на холодные кибернетические линзы, навсегда лишив свой взгляд человеческой мягкости?
Высокомерный Лекс шагал впереди вместе с лейтенантом Вонретером, словно был его адъютантом. У Вонретера были белые, как у альбиноса, волосы и светлые, словно выстиранные, прозрачные глаза. Лицо его украшали белые дуэльные шрамы, похожие на следы от укусов мелких зубов. Их разведывательная группа насчитывала тридцать человек. Всего торпеда вмещала девяносто.
Пока всё шло хорошо.
Или плохо.
Стены коридора, по которому они шли, представляли собой бледно-розовую массу, усеянную пузырчатыми образованиями, из которых всё время сочились нити синего экссудата, стелившегося по подозрительно блестящему полу. Губчатое вещество его пружинило, и каждый шаг оставлял светящуюся лужицу. В эти лужицы с потолка падали фосфоресцирующие жучки, устилавшие его, подобно блестящей чешуе. Попав в жидкую среду, они, как безумные, начинали крутиться и вскоре умирали, всплывая вверх брюшками.
Как только пористая субстанция приобретала прежнюю форму, из мясистых красно-бурых расселин в нижней части стены выскакивали паукообразные существа. Тут же пожирая жучков, они срыгивали жвачку в те же отверстия. У этих паукообразных кроме огромных челюстей и пищеварительного мешка, взгромождённого на шесть гибких паучьих ног, других частей тела, похоже, не имелось.
Соединённые между собой арки, из которых состояли ребристые стены, время от времени конвульсивно дёргались. Иногда из отверстий в кости высовывались чьи-то любопытные щупальца. Расселины с тихим вздохом выпускали газы, добавляя в горячий коктейль влажных испарений зловоние аммония, терпкий запах феромонов, кислых ксеногормонов, плесени, пряный аромат розового масла и ещё чего-то, напоминающего мускатных орех. Сюда бы лорда Владимира Пью с его неспособностью воспринимать запахи и вкусы.
– Похоже, корабль полностью биологический, – произнёс Вонретер и отрубил одно щупальце. Отросток шлёпнулся на пол, и тут же его стебель оброс шестиугольными рубиновыми глазами. По-змеиному извиваясь, он попытался уползти прочь и скрыться в одном из гнойно-жёлтых углублений. Но лейтенант располосовал ого мечом. – Так что, надо полагать, его контрольные органы скрываются где-то в глубине. Это будет что-то вроде сердца, почек…
Органы.
Дальше коридор разветвлялся. В левой части развилки пропитанное влагой губчатое вещество продолжалось на протяжении ещё нескольких метров, а затем превращалось в иссохший золотушный настил, где паслись пунцовые слизняки. Полипы, гроздьями облепившие стены, медленно сползали вниз, оставляя личинки, которые тут же норовили скрыться в складках и расселинах мякоти. Покрытие в тоннеле местами отсутствовало, обнажая участки серого хряща с неровной поверхностью.
