Староста Павел Майорек с трудом взгромоздился на свой велосипед и двинулся вслед за ними.
В деревне Домброва Закостельная снова воцарилась тишина. Даже собаки, уставшие лаять, успокоились и уснули в своих конурах.
Глава 2. На месте преступления
Дома деревни Малые Грабеницы растянулись почти на километр вдоль шоссе. На западной окраине селения, что примыкает к деревне Недзбож, помещается довольно большой магазин, соединенный с обширным складом топлива и минеральных удобрений. И склад и магазин были построены три года назад волостным кооперативом крестьянской взаимопомощи. Склад в летнее время служил пунктом для закупки зерна. Постройка магазина в Грабеницах, небольшой по сравнению с Недзбож деревне, была долгое время притчей во языцех. Однако недзбожцам пришлось примириться с этим фактом. Жители Грабениц попросту опередили своих соседей и выделили не только место для постройки магазина, но еще и в общественном порядке безвозмездно участвовали в самом строительстве.
Когда мотоцикл с двумя милиционерами мчался через деревню, почти во всех ее домах горел свет.
— Знают уже, — заметил сержант.
— А вы думали? Готов спорить, вся деревня сейчас там.
Капрал не ошибся. Скоро фары мотоцикла осветили плотную толпу перед белым зданием магазинчика. Милиционеры слезли с мотоцикла и с трудом протиснулись к дверям.
— Прошу разойтись! — крикнул сержант. — Нет тут ничего интересного! Что вы, мертвого не видели? Вам же утром на работу.
Толпа расступилась, пропуская прибывших, но домой никто не торопился. В самом магазине была такая теснота, что войти было просто невозможно.
— Прошу немедленно очистить помещение! — энергично приказал сержант.
Никакого результата. Стоя в дверях, Хшановский еще раз попросил всех выйти, а потом, видя, что слова не помогают, попросту схватил двух парней за шиворот и решительно вытолкал на улицу. Примеру шефа последовал и капрал. Поняв, что милиция не церемонится, любопытные с явной неохотой покинули магазин. Когда в нем осталось несколько женщин и двое мужчин, Хшановский смог приступить к осмотру места преступления.
Всю заднюю стену до самого потолка, как обычно в таких магазинах, занимали полки с разными товарами. На полу, возле весов, валялась пачка бумаги и кучка серебряных монет в пять злотых. На скамье у стены навзничь лежала Михаляк. Кто-то набросил на лицо умершей белый платок. Сержант подошел к убитой и сдернул его.
Антонине Михаляк не исполнилось еще и пятидесяти. Это была рослая, крепкая женщина. Черные волосы так старательно уложены, словно она только что от парикмахера. На лице застыло крайнее удивление. Казалось, она никак не может поверить в собственную гибель. На голубом свитере с левой стороны виднелось засохшее кровавое пятно. Староста Павел Майорек не ошибся: смерть была мгновенной. Убийца умел цениться. И стрелял, чтобы убить.
Старший сержант хорошо знал энергичную продавщицу магазина, слышал ее историю. После смерти мужа, председателя сельсовета, она не стала сидеть на иждивении у взрослой дочери, сделавшейся хозяйкой в доме, окончила какие-то курсы продавцов и два года работала в Цеханове в лавке на Пултусской улице. Три года назад приняла новый магазин в Малых Грабеницах.
— Вы ее так и нашли? — спросил сержант одну из женщин. Он узнал в ней жену старосты.
— Что вы! — возразила та. — Когда я вслед за мужем примчалась сюда, она, бедняга, мертвая у прилавка лежала. А глаза открыты были, как у живой.
— Зачем же вы ее трогали? — возмутился милиционер.
— Как зачем? Надо ж было оказать помощь христианской душе. Мы перенесли ее на скамейку и глаза ей закрыли.
— И при этом затерли все следы.
— Чего нет, того нет, — возразили женщины. — Никаких следов здесь не было. У нас, в Грабеницах, мостовые хорошие, грязи нет. Еще мы собрали разбросанные по всему полу бумаги и деньги. Все сложили на прилавок. Поклясться можем, что ни единого гроша, ни единого листочка бумаги не пропало. И вообще из магазина ничего не исчезло, пока мы здесь.
Сержант схватился за голову. Вот и проводи тут следствие!
— Вы первая сюда пришли? — спросил он пани Майорек.
— Да, — женщина очень гордилась тем, что обладает ценной информацией. — Как только Феликсяк прибежал к моему старику и сказал, что Антонину Михаляк убили, я тут же пришла сюда. Думала, может, помогу ей чем, бедняжке, да уж ей никто ничем не мог помочь.
— Как выглядел магазин?
— Она на полу лежала, возле прилавка. А кругом эти вот бумаги. Небось, падая, задела их. Стул был перевернут, а ящик, куда она всегда деньги складывала, вытащили и бросили посреди магазина. А возле нее и в ящике вот эта мелочь валялась. Когда я увидела, что Михаляк дух испустила, мы перенесли ее на лавку, собрали деньги, бумаги. Ящик я на место задвинула. Вот только не знала, надо ли туда бумаги спрятать…
— Хорошо еще, что не успели схоронить Михаляк, — пробормотал капрал Кацперек и громко спросил: — Почему вы впустили сюда столько народу?
— Да как же я могла им запретить? Михаляк все у нас уважали, она была женщина порядочная. Как услышали в деревне, что ее убили, каждому захотелось на нее посмотреть. Почему не разрешить?
— Ладно, — согласился сержант. — Но теперь прошу всех выйти. Сейчас сюда приедут сотрудники милиции из Цеханова.
Когда последняя из женщин — разумеется, супруга старосты — покинула магазин, сержант обернулся к своему подчиненному.
— Они не только стерли следы, но еще успели и пол подмести. Что за люди! — вздохнул он. — Теперь придется хлопать глазами перед следственной группой из Цеханова. Кто виноват в том, что следы затерли? Конечно, Хшановский, не сумел обеспечить нормальное расследование.
— Может быть, стоит поговорить с этим Феликсяком? Он здесь побывал первым.
— Правильно.
Сержант подошел к дверям. Толпа возле магазина и не думала расходиться. Наоборот, люди все прибывали.
— Феликсяк здесь? — крикнул Хшановский.
— Здесь, — отозвался чей-то голос.
— Зайдите сюда, — пригласил сержант.
Из толпы вышел высокий худой мужчина. Светлые волосы его оказались слегка растрепанными. Он был в теплой пепельного цвета куртке, доходившей почти до колен, и темных брюках, заправленных в сапоги. В руках неизвестно почему — кнут.
— Как все это случилось, пан Феликсяк?
— Ну, возвращаюсь я из Цеханова и еду мимо магазина. Довольно темно уже было. Больше девяти, наверное, хотя я на часы не смотрел. Вижу: там свет горит, а двери распахнуты, вот как сейчас.
— Вы этой дорогой возвращались из Цеханова? — удивился сержант. — Но ведь на Цеханов едут через Модле, Хотум и Гонски.
Крестьянин несколько смутился, но потом объяснил:
— Можно и так, а можно еще по шоссе до Черухова, а оттуда через Недзбож. Так дальше будет, зато дорога лучше. А кроме того, у меня дело к одному человеку в Недзбоже.
— К кому именно?
— К Адаму Ольшевскому.
— А какое дело?
