пустых, ничего не значащих фраз, и в то же время не решаясь приступить к главному, ради чего и приехал сюда Эгей.
В очаге в центре мегарона весело потрескивали поленья, излучая приятное тепло. Блики огня играли на стенах и как будто оживляли изображенные на них сцены охоты. Вот гончие собаки преследуют лань. Одна из собак уже впилась в нее зубами. Загнанное животное, напрягая последние усилия, пытается сбросить с себя смертельную ношу и освободиться от преследователей. Голова лани в смелом ракурсе повернута назад. Ее огромные влажные глаза устремлены к приближающейся колеснице, на которой стоит девушка в голубом хитоне, увлеченная, азартная. Одной рукой она управляет лошадьми, в другой держит копье, нацеленное на лань. Это Этра — дочь Питфея.
— Завидую тебе, Питфей, — сказал, наконец, Эгей, — боги не дали тебе мужского потомства, зато подарили прекрасную дочь. Конечно, трудно бывает с детьми, но еще труднее без детей. Дело тут не только в обычных человеческих радостях. Отсутствие прямого наследника делает мое положение двусмысленным и невыносимым.
— Ты имеешь в виду Палланта?
— Не только Палланта... Но прежде всего, конечно, его. Я попробовал было откровенно с ним объясниться, вызвал его к себе и сказал: «Брат, ты помнишь то время, когда мы, четверо сынов Пандиона, восстали против узурпаторов, захвативших власть в Афинах. Будучи изгнанниками, мы крепко стояли друг за друга. Что же теперь нас разделяет? Я бездетен. Тебе боги дали многочисленное потомство. После меня власть в Афинах перейдет к тебе и твоим сыновьям». — «Государь, — ответил Паллант, — ты достаточно крепок для того, чтобы иметь детей. Мы не хотим быть наследниками». И что же! На третий день после нашей беседы мои слуги перехватили письмо Палланта к царю Эдипу, из которого видно, что они давно находятся в тайном заговоре против меня.
— Видимо, Паллант на самом деле не хочет быть наследником.
— Да, Питфей. Он хочет быть не наследником, а царем и как можно скорее, опасаясь, что боги все-таки дадут мне потомство. Но страшат меня не козни Палланта, а интриги Фив и Мегар, заинтересованных в ослаблении Афин. И хуже всего то, что брат находит поддержку у знатных афинян. Они, я знаю это, не любят его, необузданного и жестокого, однако вынуждены считаться с тем, что Паллант и его сыновья рано или поздно станут царями... Даже если я изгоню его из Афин.
— А почему бы тебе и в самом деле не изгнать его?
— Но ведь это ничего не изменит. И, к тому же, находясь в Афинах, он у меня на глазах.
— Даже сейчас, когда ты здесь?
— Он мой брат, Питфей...
— Прости меня. Давать советы, конечно, легче всего. Ко мне на днях приехал Тиест. Такое же сокровище. Он что-то не поделил с Атреем — женщину или царскую власть, скорее всего, то и другое. Отныне я вынужден терпеть его здесь.
— Питфей, я очень устал... И все чаще мне в голову приходит мысль — не отказаться ли самому от власти, не уступить ли ее Палланту ради собственного спокойствия и блага всех остальных? Я уверен, что ты позволишь мне провести остаток моих дней рядом с тобой в Трезении.
— Я всегда рад видеть тебя, Эгей, и я буду счастлив предоставить тебе приют в моем городе, если ты примешь такое решение. Но я думаю, что ты поступишь неблагоразумно, уступив свою власть Палланту. Пойми меня, неустойчивая и опасная обстановка существует сейчас не только в Афинах, она всюду. Наше спасение и благополучие зависят от зыбкого равновесия, которое установилось среди ахейцев и во всей икумене. Один неверный шаг и произойдет катастрофа! Представь себе, что Паллант, а вместе с ним Мегары, где правит твой брат Нис, примкнут к фиванскому союзу. Не приведет ли это к их открытому столкновению с Пелопоннесом и кровопролитным войнам? Эдип — наш враг, но он мудрый человек. Правитель Микен, хотя и не блещет умом, зато весьма осторожен. Но все ли зависит от мудрости Эдипа и осторожности Эврисфея?
— Может быть, Паллант и не пойдет на союз с беотийцами?
— Но не ты ли сказал мне, что он уже находится в тайном сговоре с Эдипом. Главное же — он необуздан! Паллант — безответственный человек. Он опасен. Таких людей нельзя допускать к власти, особенно сейчас, когда мы находимся на грани от катастрофы.
— Ты имеешь в виду войну с Фивами?
— Не только это и не столько это. Главная опасность — война с Востоком, с Азией. Ослабление Хеттской державы пробудило в алчных душах жажду наживы и желание сокрушить торговых конкурентов — Тир, Милет, Трою. Безумцы не понимают, что в этой войне поражение ахейцев было бы для них наименьшим злом, но истинной катастрофой была бы их победа.
— Ты любишь говорить парадоксами, Питфей.