одного «блюстителя», который считал, что мы празднуем День «Д».[19]
Заскочил Роб. По пятнам помидорного сока на его рубашке я заключила, что он сдержал обещание помочь кузену Хорасу.
— Ты не видела миссис Уотерстон?
— Видела, и, по-моему, ты легко отделался.
— Правда? — просиял Роб. — Что, выяснили, кто убил Бенсона?
— Я имела в виду — отделался от миссис Уотерстон. Она понятия не имеет, что ты потерял Спайка, считает, что ты совершил куда меньший грех — позволил ему выскользнуть за дверь, когда отводил домой.
— Это радует.
— С другой стороны, если ты расскажешь ей, как было дело, она может решить, что ты слишком легкомысленный, чтобы доверять тебе собаку впредь.
— Точно! — воскликнул Роб. — Мне ни в коем случае нельзя поручать такую ответственность — следить за беззащитным животным! Кто-то должен ее в этом убедить.
— Кто-то вроде твоей старшей сестры? — предположила я. — Пора…
— Я за моими фламинго! — объявила миссис Фенниман, входя в павильон.
26
— Фламинго? — заинтересованно произнес один из посетителей, опуская подсвечник.
Я заморгала. Мне не хотелось у всех на глазах отдавать миссис Фенниман фламинго. Не то чтобы я очень их стеснялась, нет, я работала над ними на совесть, хотя вряд ли рискнула бы назвать птичек произведением искусства. «Приятны глазу» — вот как я сама бы их определила. Каждый фламинго был выкован из цельного куска металла и имел слегка стилизованную форму. Я гордилась тем, как сумела передать легкие фигуры, грацию длинных, тонких ног, наслаждалась легким несоответствием между изяществом формы и тяжестью материала. И все были разными — одни кормились, другие прохаживались, некоторые подняли головы, некоторые опустили их к земле. Я потратила уйму времени, стараясь, чтобы у птиц не было острых, опасных для бегающих по саду детей элементов — даже клювы не были острыми; оптическую иллюзию создавала сужающаяся полоса розового и плавная замена его черным цветом. Идея, что фламинго будут светиться в темноте, тоже принадлежала мне. И хотя я посмеивалась, описывая ее Майклу, мягкое, таинственное свечение в сумерках придавало птицам особую прелесть.
И все-таки я не хотела прослыть «той самой леди-кузнецом, что делает прелестных розовых птичек».
— Итак? — произнесла миссис Фенниман, постукивая по полу носком туфли.
— Я сейчас очень занята. Может, занести их вам домой после ярмарки? А если вы будете в палаточном лагере, я оставлю их на заднем дворе.
— Ерунда. Тебе вовсе не стоит так беспокоиться, и потом — я хочу увидеть фламинго прямо сейчас. Занимайся своими делами — я сама вытащу их и осмотрю. А Роб поможет мне их отнести, — добавила она, протягивая руку и хватая брата, который попытался было улизнуть.
Я слишком хорошо знала миссис Фенниман, чтобы спорить.
— Тогда разглядывайте их за павильоном, — попросила я. — Они не аутентичны.
Я показала миссис Фенниман металлический ящик с птицами, протянула ключ — Монти, разумеется, все тщательно опять запер — и дала ей полную волю. Миссис Фенниман и Роб выволокли ящик на траву и начали расставлять птиц на лужайке. Перед павильоном.
— Я просила разглядывать их… — пробормотала я. — Хотя теперь уже все равно.
— И сколько такие стоят? — спросил один из посетителей.
Я подавила стон, сосчитала до десяти и назвала астрономическую сумму.
Посетитель начал выписывать чек.
— Это приговор, — прошептала я, проскальзывая за занавески, когда покупатель ушел.
— А что случилось? — спросил Майкл, отворачиваясь от экрана ноутбука.
— Я только что продала еще двух фламинго.
— Поздравляю. Но я считал, что ты сделала только двенадцать, для тетушки.
— Я заключила сделку. Он заплатил вперед.
Майкл посмотрел на чек в моей руке и вылупил глаза:
— Ты выручила столько всего за двух фламинго?
— Да, и никаких семейных скидок.
— Надеюсь, мне ты сделаешь семейную скидку, когда я закажу у тебя несколько птичек для матушки?
— Конечно. Ты можешь получить даже большую скидку для умницы-бойфренда, если скажешь ей, что фламинго изготовил кто-то еще.
— Учту, — пообещал Майкл. — Итак, хочешь ли ты узнать, что на третьем диске?
— Что-нибудь пикантное?
— Понятия не имею. Он все время запрашивает у меня пароль.
— Дай-ка посмотреть.
Я попыталась щелкнуть «мышкой» по значку компакт-диска на экране. Выскочила серая табличка с надписью: «Пожалуйста, введите суперсекретный пароль».
— Это, несомненно, шуточки Теда, — проворчала я. — На случай если мы запутаемся, какой из дисков его.
— Я попробовал все, что только приходило мне в голову, — пожаловался Майкл. — Включая все известные мне греческие слова.
— Почему именно греческие?
— На компакт-диске греческие буквы, видишь?
Он нажал кнопку, диск выехал из компьютера, и Майкл показал мне крошечные буквы, выцарапанные по краю диска.
— Ты знаешь Теда лучше меня, может, сообразишь, что тут за пароль?
— И соображать не нужно, — улыбнулась я. — Надпись уже все мне объяснила. Это не греческий, это эльфийский.
— Эльфийский?
— Ну да. Читал когда-нибудь Толкина?
— Да, только очень давно.
— Помнишь то место, где Хранители пытаются разгадать пароль, открывающий двери в Морию, и наконец догадываются, что он зашифрован прямо в надписи: «Ворота открывает заветное заклинание друга»?
— Смутно.
Я снова вставила диск в компьютер, щелкнула по значку и, когда появилось требование о пароле, напечатала в нужной графе: «Суперсекретный пароль».
«Добро пожаловать, Мэг!» — засветились на экране огромные красные буквы.
— Есть! — воскликнула я. — Юмор Теда плюс любовь к Толкину Фолка — равняется пароль! Не настоящий пароль, конечно, не тот, что остановит хакера, а просто для отпугивания слишком любопытных.
— Я любопытный, — отозвался Майкл. — И он определенно меня отпугнул.
Приветствие растаяло красивой дымкой, и на экране возникло множество маленьких иконок, обозначающих файлы и папки.
— С чего начать?
— Может быть, с файла под заголовком «Прочесть перед началом работы»? — предложил Майкл.
