несовместимые с старой верой и скорее приближающиеся к христианству, чем к язычеству.
Чем объясняется нетерпимость римского государства к христианам? Хотя нельзя думать, что христианство в смысле носителя новых идей представляло собой разрушительное начало, ибо буква убивает, а дух животворит; но по отношению к политическому и социальному строю древнего общества христиане, несомненно, представляли собой крайнюю оппозицию. При ближайшем соприкосновении с христианами римские администраторы и лица, стоявшие во главе судебных установлений, встречались с такими фактами, которые стояли в совершенном противоречии с общепризнанным и твердо установившимся строем. С точки зрения римского государственного закона почитание богов и исполнение обрядов религии было первым и основным требованием во всех делах, касавшихся христиан. Но эти сектанты, с точки зрения римского судьи, уклонялись от принесения жертвы, не воскуряли фимиама пред статуей императора и ссылались на какое-то новое неизвестное божество, не принятое в римский пантеон. Кроме того, те же христиане позволяли себе уклоняться от государственной, в особенности от военной службы, открыто признаваясь: «Не могу носить оружие, потому что я христианин» («Non possum militare quia christianus sum»). Само собой разумеется, языческое общество не могло не усматривать в новой религиозной, с его точки зрения, секте явных врагов общественного порядка, хотя бы христиане не являлись открытыми нарушителями ни религиозных церемоний, ни общепринятых обычаев. В одном только случае христиане внушали к себе действительное подозрение, это относительно своих тайных собраний, которые прикрывались законными формами, но в существе не были легальными.
Не могло языческое общество примириться и с внешним поведением, а равно с нравственными воззрениями христиан: «Кто хочет за мной идти, тот должен покинуть отца и мать и все, что ему дорого». Христианство вносило разлад в семейную жизнь, нарушало доверие между супругами и между родителями и детьми. Нельзя без волнения читать историю св. Перепетуи, принадлежавшей к лучшему обществу, которую старик отец умоляет оставить новую веру и возвратиться к семье, к покинутому ею мужу и ребенку. В особенности никак не могло римское общество примириться с тем, что представлял собой Рим с его древней культурой и с высокообразованным обществом, и что рядом с ним представляли христианские общины. На одной стороне была высокая культура, победы, мировластительство, на другой же – невежество, простота, скудость и отсутствие всякой культурности. Совершенно основательно говорили христианам: как вы можете с вашим убожеством мечтать о перестройке мира, когда на нашей стороне и опыт, и численное превосходство, и богатства, когда на нашей стороне высокая культура. Цельс выразил эту противоположность между христианами и римским миром в следующем образе: «Вы, как тараканы в щели, судите о внешнем мире по своему кругозору. Нам, конечно, лучше судить с нашего широкого и открытого места о том, что есть и что должно быть, а не вам из вашей щели». Христианство подвергалось упреку даже и после того, как оно уже было объявлено господствующим в империи, в том, что оно, уничтожив древнюю культуру и освятив невежество и мрак, взамен само ничего не могло дать. Отцы и учители Церкви первых веков с особенной настойчивостью поэтому проводили мысль, что христиане должны черпать знание и образование в языческой школе и литературе (Бл. Августин). Основное положение книги Буасье «Падение язычества» заключается в оправдании мысли, что христианство не пренебрегало культурой и восприняло в себя все знание, добытое в древнем мире.
Переходя к выяснению того начала, которое постепенно изменяло самую физическую сущность древнего мира, мы становимся на более твердую почву, т.к. можем считаться с весьма конкретными и известными фактами. Но здесь не предполагаем вести речь о той неудержимой волне народных движений, которая залила древний мир и на его развалинах дала новые ростки, развившиеся в средневековые государства. На Западе и Востоке по одинаковым причинам правительство принимало на государственные земли чуждые народы: главная цель была в пополнении убыли в населении, в заботах иметь в провинциях достаточно людей, с которых можно было бы брать рекрутов и собирать подати. Мизия и Паннония во II и III вв. были вполне покрыты варварскими колониями, во Фракии поселено сто тысяч бастарнов. Констанций Хлор и Константин довели систему своих предшественников до крайних пределов, последнему приписывается поселение в империи 300 тыс. сарматов.
Постоянное и обильное пополнение провинций империи новыми народами вливало много новой крови в остатки старого населения и содействовало постепенному изменению самого физического типа древних народов. Восток, после окончательного разделения тогдашнего мира на две половины, меньше подвергался иммиграции варваров и представлял в восточных своих провинциях значительную преграду против вторжения чуждых этнографических элементов. Но затем, со времени Феодосия, германские готы наводнили столицу и провинции и подвергли Восточную империю действию того же внутреннего брожения, под влиянием которого разрушалась Западная империя. Хотя у восточных императоров нашлось довольно государственной мудрости, чтобы задержать процесс расчленения Византийской империи посредством постоянного обмена населения между Малой Азией и Балканским полуостровом, но обширные поселения славянских племен в европейских провинциях, равно как расположение лагерем в придунайских областях кочевых азиатских народов, вели к тому же окончательному результату, каким сопровождалось движение новых народов на Западную империю. Не могли, конечно, не оценить государственные люди IV в. то положение, которое создавалось ходом вещей: Восток имел больше устоев против расчленения, чем Запад, на Востоке не было такого неудержимого стремления к передвижению с места на место, какое было на Западе; Восток мог доставлять и войско, и продовольствие для него, и деньги. Нельзя не признать того обстоятельства, что как Византийская империя, так и сменившая ее Турецкая с Востока получали главные средства своего существования. Малая Азия оставалась житницей государства, когда Египет вышел из сферы влияния Восточной империи. Итак, ясно, что перенесение ближе к Востоку или на Восток правительственных учреждений и основание столицы империи на Босфоре было актом высокой государственной мудрости, обеспечивавшим продолжительную жизненность византинизму.
Выбор места для новой столицы, устройство Константинополя и создание из него всемирно- исторического города составляют неотъемлемую заслугу политического и административного гения Константина. Не в эдикте о веротерпимости мировая заслуга Константина: не он, так его ближайшие преемники принуждены были бы даровать господство христианству, которое от того нимало не потеряло бы; между тем как своевременным перенесением столицы мира в Константинополь он в одно и то же время и спас древнюю культуру, и создал благоприятную обстановку для распространения христианства.
Исключительно важное торговое и военное положение Византии-Константинополя на границе между Европой и Азией, господство над двумя морями, Черным и Средиземным, где находили себе блестящее развитие древние культуры – эти преимущества властного положения на Золотом Роге и Босфоре хорошо поняты и были оценены древними задолго до Константина. В анналах Тацита{4} есть прекрасное место следующего содержания. Когда греки спросили порфийского Аполлона, где он посоветовал бы основать новую колонию, он послал их в страну, лежащую против жилища слепцов. Слепцами предание считает здесь основателей мегарской колонии Халкидон, которые не сумели оценить важности противоположного берега Босфора. Действительно, в течение всего известного исторического периода Константинополь играл несравненную роль в смысле посредника торговых и вообще культурных сношений между Востоком и Западом. Понимая мировое значение Византии, Константин перенес сюда столицу империи, и его выбор оправдан историей. Торговым центром Константинополь оставался в течение всего о средневековья; военное значение его доказывается всей его многовековой судьбой. Многие ли европейские столицы могут похвалиться таким защищенным положением, как Константинополь? Между тем, ввиду темной эпохи, которая наступила с IV–V вв., когда варварские полчища нахлынули на слабеющую Римскую империю и уничтожили все завоевания в области науки, искусства и общежития, природой и техникой укрепленная Византия дала в себе приют культуре и умственной производительности. Если она и не приумножила приобретений, полученных от древности, то во всяком случае старательно оберегала их. Новоевропейские народы, постепенно сделавшись способными понимать
В 328 г. начаты были перестройки и возведение новых зданий, 11 мая 330 г. праздновалось открытие новой столицы. Хотя новая столица становилась центром христианской империи, и хотя старое языческое богослужение в ней не должно было иметь места, но на украшение ее употреблены были лучшие языческие памятники из Рима, Афин, Александрии, из Малой Азии и с островов. Древние языческие храмы или переделаны в христианские, или обращены на общественные надобности. Изображения богов, потерявшие место в храмах, стали украшать площади, улицы, бани, портики.
