десять центов. Стук этой монетки мигом кладет конец гомону в пивной. Все снова молча таращатся на него, и он, обведя взглядом притихший зал, рычит так же свирепо: «Когда Морган платит, все платят!» Затем быстро выходит на улицу, Грегор за ним, растерянные посетители шарят по карманам, строительство башни можно начинать хоть сейчас.
20
Теперь скажем о башне: какой она должна быть, судя по планам Грегора.
Сама башня будет выстроена в виде деревянного восьмигранника шестидесяти метров в высоту, переходящего в усеченный конус, увенчанный огромным электродом; внутри установят прочный вертикальный стальной брус, окруженный винтовой лестницей и уходящий глубоко в землю. Основанием для башни послужит кирпичное здание в виде куба, где разместятся машинный зал, лаборатория, а рядом с ней помещение для отдыха, оборудованное современными удобствами. Что касается электрода, имеющего куполообразную форму и выкованного из меди с шероховатой поверхностью, Грегор сначала хочет придать ему сходство с пирожком, но потом предпочитает ему грибообразный силуэт. В результате тот и впрямь будет похож на гигантский белый гриб.
Таков проект башни, осталось только найти, где ее поставить. В конце концов все высказались в пользу участка на Лонг-Айленде, у самого моря; он продавался не слишком дорого и к нему было удобно добираться — сто километров от Бруклина, всего полтора часа на поезде. Итак, выбор сделан, пора браться за дело.
Пока десятки рабочих усердно трудятся на строительстве, сам Грегор тоже не теряет ни минуты. Можно подумать, что он вездесущ, его видят повсюду, словно Грегоров четыре: одного на стройплощадке, второго в офисе, третьего в лаборатории, четвертого в светских салонах. Он успевает пристально следить за ходом строительства, дабы оно шло по графику, час в час, и до последней мелочи соответствовало его плану. Но в то же время он проводит целые дни в своем ныо-йоркском офисе на Третьей авеню, совещаясь с другими учеными, съехавшимися со всего мира и не забывая при этом сутки напролет разрабатывать все новые и новые проекты исследований, не связанных с его башней, а ведущихся параллельно, как будто у него нет других занятий. Так, например, он создает совершенно новую модель радиоуправляемой торпеды (всегда пригодится на случай вооруженного конфликта, как это было в войне с Испанией!), а свободные минуты посвящает изобретению и разработке всяких других вещей, пишет разом несколько десятков статей и даже сам отстукивает на машинке — без сомнения, у него для этого нашлись запасные пальцы — патентные заявки на свои новые открытия и инструкции по их практическому применению. Оставшееся от этих дней и ночей время Грегор проводит на светских приемах в роскошных салонах «Уолдорфа» или «Дельмонико», где он опять-таки постоянно у всех на глазах.
Когда же он спит? Этого никто не знает; вполне возможно, что и вовсе не спит. А когда он спит с женщинами? Этого тоже никто не знает; вполне возможно, что у него не хватает времени на то, чтобы выступить еще и в пятой ипостаси. Вездесущему, всезнающему и всевидящему Грегору можно было бы поставить в упрек только одно — излишнюю поспешность в оформлении своих патентных заявок, граничащую с преступным легкомыслием.
Но никто не решится поставить ему в упрек что бы то ни было, тем более Этель, связанная с Грегором сердечной, хотя и немногословной или попросту бессловесной духовной близостью, которая побуждает его регулярно являться по вторникам и пятницам на ужины к Аксельродам. Этель, которая не признается самой себе, а то и вовсе не понимает, отчего ее так сильно заботят чувства Грегора, его мужское поведение или его отсутствие, буквально околдована этой незаурядной личностью, она никогда не посмела бы вмешиваться в его профессиональные дела. Зато в те вечера, когда он приходит, она особенно тщательно причесывается, долго выбирает платье и духи, а за столом прилагает все силы, чтобы пореже смотреть на него, пока он хвастает успехами строительства на Лонг-Айленде; тем временем Норман с благодушным видом готовит коктейли, а юный Ангус Напье, которого иногда тоже приглашают на эти ужины, силится удержать кривую улыбку на своей боязливой мордашке и спрятать поглубже свои чувства.
Но вот что происходит дальше: пока растет в высоту башня, где будут проводиться первые опыты по радиопередаче, пресса, а точнее, передовица газеты «Филадельфия инкуайерер», извещает читателей о громком и неприятном событии. Некий Гульельмо Маркони, родом из Болоньи, порушил все планы Грегора. Этот Маркони, молодой человек с длинным тонким носом и меланхолической улыбкой, живущий вдалеке от Нью-Йорка, бесстыдно называет себя изобретателем радио, подкрепляя это заявление патентом № 7777!
Ему и в самом деле удалось передать первое послание по беспроводной связи через Атлантический океан из графства Корнуэлл на Ньюфаундленд, доказав, что радиоволны способны преодолевать большие расстояния, огибая земной шар. Само послание, крайне простое, состоит всего из трех точек азбуки Морзе, означающих букву S, но зло уже свершилось: Маркони сделал это первым, к нему и перейдет авторство изобретения. Всеобщее изумление велико, а изумление Грегора и вовсе неописуемо.
Во-первых, крайне удивительно, что Маркони достиг своей цели такими простыми средствами. Общественность заинтригована. И никто не знает, что он попросту ловко использовал патент № 645.576, принадлежащий Грегору и полученный им несколькими годами раньше, но недостаточно защищенный. И уж точно никто не узнает о том, что этот патент Маркони получил по почте от неизвестного отправителя. А если бы узнали, то, приглядевшись к почерку на конверте с присланным документом, вероятно, заподозрили бы в нем некоторое сходство с почерком Ангуса Напье. Но даже если сорок два года спустя Верховный суд признает приоритет работ Грегора в области радиопередачи, то сейчас, сорока двумя годами ранее, для него это тяжкий удар.
На передовице «Филадельфии инкуайерер» еще не высохла типографская краска, а Грегора уже срочно вызывают к Джону Пирпонту Моргану. «Ну-с, — говорит ему финансист, — значит, теперь ваша штука потеряла всякий смысл? Или как? Читали про этого итальяшку? Ему-то не понадобилось городить такие башни для своих радиопередач!» — «Минутку, — отвечает Грегор, — позвольте мне все вам объяснить».
Ему во что бы то ни стало нужно переубедить своего спонсора, и он разыгрывает последнюю козырную карту, откровенно рассказав все до конца. Признаётся, что радио было лишь одной, самой незначительной целью его гигантского строительства, и открывает главную перспективу своего проекта — свободную энергию. До сих пор он считал разумным помалкивать насчет этого плана, понимая, что тот не выдерживает критики с точки зрения выгоды: обычно инвесторы вкладывают деньги лишь в то, что сулит прибыль, в противном случае следует грубый отказ. Но, кто знает… он надеется, что Джон Пирпонт Морган, великий Джон Пирпонт Морган, сможет позволить себе такую слабость — оценить грандиозные масштабы его замысла!
Ну, конечно, кто же этого не знает: такой слабости Морган никогда в жизни себе не позволит. Филантропия — отнюдь не его занятие; финансист не выказывает ни малейшего восторга при мысли о том, что придется за бесплатно подавать ток в страны, населенные какими-то айнами, молдаванами или сенегальцами, у которых в карманах ветер свищет. А потому, заверив Грегора в своей симпатии и моральной поддержке, он одним росчерком пера лишает его кредита. Работы по возведению башни вмиг прекращаются. Еще одно крушение!
«Поймите меня правильно, — внушает ему Морган, — ваша система была обречена изначально! Если весь мир сможет использовать энергию без ограничений, то что же будет со мной? Где тогда мне ставить счетчик?»
21
Именно теперь все вдруг помчалось со страшной скоростью, как и сама жизнь Грегора: ему вот-вот
