дома.
Поблагодарив, мужчина достал сигареты и зажигалку, бросив пристальный взгляд на Макса, который как раз спрашивал себя, не узнал ли его случайный попутчик. В самом деле, поскольку его лицо нередко появлялось на страницах газет и специальных журналов, на афишах и вкладышах к компакт-дискам, случалось, что его узнавали и с ним заговаривали, как ни странно, чаще в общественном транспорте, чем в других местах. Конечно же, это не было ему неприятно, хотя иногда причиняло неудобства, но тем утром в поезде Макс, которому дорога казалась слишком долгой, был бы не прочь поговорить. Но, увы, незнакомец, куривший «Мальборо», как ни в чем не бывало, заснул с открытым ртом на противоположном сиденье, а его сигарета догорела и потухла. Ну вот, боже мой, так всегда и везде. Даже если и случилось стать известным, всегда оказывается, что ты, в зависимости от обстоятельств, известен чуть более или чуть менее, чем хотелось бы. Чем же мне заняться? Мысленно пожав плечами, Макс полез в карман за первой бутылочкой.
Перед прибытием, задолго до того, как поезд остановился, нагруженные сумками пассажиры повскакивали с мест и столпились возле дверей. Макс появился последним. Он очень медленно вышел из вагона, и Берни, ожидавший его на восьмой платформе вокзала Монпарнас, сразу заметил, что с Максом неладно. Он подбежал, поймал руку Макса и, болтая без остановки, потащил его к выходу. Он сообщил пианисту, что отзывы прессы о его последнем концерте в плейелевском зале были единодушно хвалебными, — да, так всегда говорят, я сам никогда не читаю рецензий, — что зал Гаво этим вечером будет, вне всякого сомнения, переполнен, что звонили из Соединенных Штатов и приглашали в месячное турне, что гонорар, предложенный фестивалем в Фужере, оказался, по выражению Паризи, оскорбительно неприемлемым, что, с нетерпением ожидая полной записи произведений Шоссона, японцы настаивают на точной дате, чтобы забронировать студию Серумена, — они что, не могли подобрать более подходящего названия, чем это дурацкое имя? Это ж надо, назвать студию ушной пробкой! — и кучу других новостей.
Макс слушал все это, пока они ехали на эскалаторе, и только коротко усмехался, что не замедлило встревожить Берни, сопоставившего эти смешки с запахом, исходившим от Макса.
— Да, как вы с Паризи поговорили в тот вечер? — спросил Макс. — Ну, по поводу твоей прибавки?
— Мы обо всем договорились, — ответил Берни, — но это некоторым образом будет зависеть от вас.
— Не волнуйся, — сказал Макс, споткнувшись о ступеньку, — все будет в порядке. А если что, мы попросту избавимся от него. Импресарио всегда можно сменить. Ты и я, мы с тобой отличная команда, а Паризи кретин.
— Но позвольте! — возразил Берни.
— Умолкни, — скомандовал Макс. — Он ничего не смыслит в музыке, в нем столько же художественного вкуса, как в пакете кефира. К тому же, — продолжил он, снова споткнувшись, — он абсолютно глухой.
— Позвольте, — повторил Берни, покрепче вцепившись в локоть Макса.
— Да, да, говорю тебе, — не унимался Макс, — он глухой настолько, что уши ему нужны только для того, чтобы держались очки. И потом, он не понимает моего замысла. Хотя, в сущности, — обобщил он, — никто не понимает моего замысла, даже я сам.
Так как уже было начало первого, Берни отвез Макса домой на такси, а сам пошел пешком по бульвару Барбес в поисках какой-нибудь забегаловки. Зайдя в первую попавшуюся, он заказал дежурное блюдо и спустился в подвал, где обычно помещались туалетные кабинки и телефон. Он воспользовался туалетом, затем снял трубку и набрал номер Паризи.
— Ну, как он там? — обеспокоенно спросил Паризи.
— Как вам сказать, — замялся Берни, — по-моему, не очень.
— Как, — воскликнул Паризи, — он опять набрался? Уже, в такой час?
— Он устал, — попытался вступиться Берни, — когда я его встретил, у него был очень усталый вид.
— Послушайте меня, Бернар, — сухо произнес Паризи, — вы помните о нашем прошлом разговоре, это входит в ваши обязанности, и вы за это отвечаете. Если концерт окажется под угрозой срыва, наша договоренность утратит силу. А теперь вернитесь к работе.
После того как Макс пообедал у себя дома в Шато-Руж холодным цыпленком, которого Алис оставила на кухне, он задремал на диване в студии, но вскоре был разбужен внезапно вернувшимся страхом. Он попытался было изгнать его алкоголем, но от этого страх только усилился. Когда вечером Берни зашел за ним, чтобы, как обычно, проводить его на концерт, Макс выглядел еще менее уверенным в себе, чем на вокзале, и Берни, прежде чем помочь ему одеться, пришлось сначала отвести его в душ. Затем на углу улицы Кюстин он подозвал такси.
— Парк Монсо, — объявил Берни.
— Но почему парк Монсо? — запротестовал Макс. — Почему ты меня все время возишь туда?
— Там хорошо, — ответил Берни, — там удобно, красиво и чисто. Это рядом с моим домом. И к тому же ничего другого я не могу придумать.
Темно-серое небо нависало над мелькавшими за окнами бульварами. Время от времени в душном и тяжелом воздухе проносился порыв свежего ветра и бил в лицо через опущенные стекла такси. Макс без конца расстегивал и застегивал плащ.
— Ну вот, — буркнул он, когда такси остановилось перед позолоченными воротами, — только дождя не хватало.
— Подождите секундочку, не выходите, — сказал Берни, — я вас укрою. Пожалуйста, выпишите квитанцию, — обратился он к шоферу, затем, бегом обогнув машину и достав на ходу складной зонтик, раскрыл его над головой Макса, который вылез из машины и стоял, пошатываясь, под мелким дождем.
Они снова вошли в парк. Берни шагал изогнувшись, одной рукой он поддерживал Макса, а в другой нес зонтик точно у Макса над головой.
— Держи и над собой, — протестовал тот, — промокнешь.
— Ничего, я ведь в шляпе, — напомнил Берни.
— Послушай, — сказал Макс, — может, лучше зайдем к тебе и выпьем по стаканчику, немного пива в тепле, я думаю, не повредит.
— Нет, мсье Макс, — твердо сказал Берни.
— Ну послушай, — не унимался Макс, — ты ведь знаешь, что сырость вредна для моих рук. Она сковывает мне пальцы. У меня снова начнется артрит, мне кажется, что со мной вот-вот случится приступ.
— Мсье Макс! — отчаянно взмолился Берни.
Почувствовав, что Берни готов уступить, Макс запустил руку в карман плаща, извлек оттуда бутылочки, купленные в поезде, и с угрожающим видом потряс ими в воздухе, словно гранатами.
— Вот, смотри, если ты этого боишься, то у меня все с собой. Это меня только согреет. Одно из двух: или пиво у тебя дома, или я выпью прямо здесь. Думаешь, это будет лучше?
— Это нехорошо, — промямлил Берни, сдаваясь, — это нехорошо.
— Что же тут нехорошего, — удивился Макс, — что в этом плохого? Лучше скажи, где ты живешь.
— Улица Мурильо, — угрюмо ответил Берни, — вон там.
— Понятно, — сказал Макс и усмехнулся. — Однако ты живешь в шикарном районе.
— У меня совсем маленькая квартира, — вяло возразил Берни, — на самом последнем этаже. Там и места-то всего только для меня и моего пасынка.
— Пошли, — скомандовал Макс.
Берни, смирившись, поплелся за Максом, направляя его к южному выходу и стараясь из принципа обойти памятник Шопену, который, сидя за роялем, барабанил какую-то мазурку, а неизбежная девица, с вуалью на голове и неестественно большими ногами, сидя у инструмента, в порыве экстаза закрывала лицо рукой.
— Черт, просто невероятно, надо же так балдеть от музыки, просто нет слов, а на этого парня глаза
