Новость ее буквально, ошарашила. С тех пор как она встретила Алекса, все время думала, что у него роман со шведкой, а теперь он сообщает, что свободен и собирается жениться… на ней!
— Так вы хотите показать ей, что ее замужество вам безразлично! — предположила она.
— Дорогая девочка, что за детские шпильки! Вы прекрасно знаете уже, что мне нет до нее дела. Я с легким сердцем потанцую у нее на свадьбе, но потом, а сначала решу свои проблемы. Понятно, что вам хочется жить в Париже, быть свободной и независимой. — Рот его покривился иронически, видно было, что он ненавидит сдаваться. — Ну что ж, я побежден, если вам так хочется.
— Нечего строить из себя мученика, — в свою очередь разозлилась она. — Я ничего вам о Париже не говорила. Не нужна мне свобода.
Она поглядела на него с тоской — если б только у него в глазах было чуть больше нежности, чувства! То, что он гневался, даже сейчас задевало ее гордость.
— Я не должен жениться на вас, Чармиэн, — продолжал он, — я вас лет на пятьдесят старше если не годами, то опытом, вам бы подошел мальчик вроде Рока. Во мне сидит дьявол, и временами я жесток, но я умею быть щедрым. Я вам дам все что захотите, — меха, драгоценности, машины, яхты. У меня дом в Афинах, чудесное место, оно вам понравится. Обещаю, что вы ни в чем не будете знать отказа.
О чем это он? Не этого она хотела от брака — он говорит так, словно пытается подкупить ее.
— Мне будет не по себе в вашем мире, — задумчиво протянула она, не совсем, впрочем, уверенно, — из меня не выйдет декоративной хозяйки вашего светского дома.
— А, этому можно научиться, — отмахнулся он. — Вы приспособитесь. Вы уже очень изменились с тех пор, когда я вас впервые встретил у Леона.
И опять это было не то, что ей хотелось услышать. Она понимала, что он намеревается воспитать в ней светскую даму. Но почему бы не принять ее такой, какая она есть? Зачем нужно менять ее на свой манер? Он хочет полностью подчинить ее своей воле, все в ней противилось этому. Нет, все это не то!
Она машинально провела рукой по краю его стола — он предлагал ей все, кроме своей любви, о ней он даже не говорил. Он бы словно зверь в клетке, яростно пытавшийся сломать преграды. Здесь скорее гнев, чем нежность. Это его предложение — сейчас она ясно осознавала это — было сделано потому, что он не мог получить ее иначе. Предложить ей брак, его побуждала ревность к Року. Он не искал ее любви — ему нужно было лишь ее тело. Ему казалось, что она не сможет отказаться от всех тех благ, что он ей обещал.
С тревогой она подняла на него глаза в поисках признаков той нежности, которая однажды мелькнула, но сейчас ее не было и в помине. Глаза его сверкали, лицо было жестким и угрюмым. В ней созревало убеждение в том, что счастье их было бы недолгим.
— Ну, — спросил он нетерпеливо, — так что вы об этом думаете? Разумеется, согласны.
— Никаких «разумеется», — тихо качнула она головой, и слезы навернулись ей на глаза, — на самом-то деле вы вовсе не хотите на мне жениться.
— Но если это единственный способ…
— Вот именно, — прервала она его, — у вас просто нет другого пути, не так ли? — Она продолжала размеренно, какое-то внутреннее чувство заставляло ее произносить слова, которые ее сердце отвергало. Одна лишь любовь могла бы соединять таких разных людей. Страсть же Алекса не имела ничего общего с любовью и умерла бы так скоро, как была бы утолена. — Как вы думаете, сколько продлится ваша страсть, однажды утоленная? И что у меня останется, когда вы охладеете? Положение, которого я вовсе не жажду и которому, возможно, не смогу соответствовать? Роскошь, которая в действительности значит для меня немного; ваше презрение к моему смирению, которого вы сейчас так добиваетесь? Вы же меня возненавидите. Я знаю, что для вас брак, мне об этом прожужжали все уши, как только я здесь появилась. Нет!
Она вскочила на ноги и отбежала к двери, когда он сделал движение по направлению к ней.
— И не пытайтесь меня поцеловать. Вы знаете, что я могу растаять, но ведь решается вопрос всей нашей жизни, Алекс. Это надо хорошенько обдумать.
— Вы полагаете, я не думал обо всем этом? Думал целыми днями. И решился. Вы стоите того. Господи, Чармиэн, — воскликнул он беспомощно, — чего вы еще хотите? У меня нет времени завоевывать вас — вы завтра уезжаете.
— Тогда оставим до завтра, — торопливо проговорила она, — я… я должна подумать. Это весьма неожиданно. Понятия не имею… как…
— Да о чем вы хотите думать? — изумился он. — Я был уверен, что вы сразу примете мое предложение.
Это задевало ее гордость — он был так уверен, что она падет в его распростертые объятия, что не удосужился придать своему предложению более подходящую, не столь грубую форму. С таким опытом по части отношений с женщинами он мог бы постараться убедить ее! Обольстить! Однако он не стал себя утруждать! Для него она была всего лишь бедной маленькой манекенщицей, Чармиэн Чевиот, охотно принявшей бы его, на любых условиях.
— Если б ваше нежелание жениться на мне не было столь очевидно, Алекс, — тихо произнесла она, — я, пожалуй, была бы польщена, но ведь вы меня не любите, а я… — И она припомнила, что сказала тогда Року. — Я соглашусь на брак только по любви.
— Но ведь я же сказал вам, что хочу вас, — резко ответил он.
— Это не одно и то же, — с усмешкой возразила она. — Теперь могу я уйти? Я очень устала, а после ужина мне предстоит показ.
Выругавшись, он кинулся к ней, но какая-то ее тихая печаль его остановила.
— Хорошо, — согласился он, — сейчас я вас отпускаю, но мы увидимся после показа, надеюсь, вы станете посговорчивее. Так или иначе я вас получу, Чармиэн.
Это прозвучало угрозой. Зная, как он всегда реагирует на сопротивление, она снова выпросила время на размышление, и, к огромному облегчению, он ее отпустил. Она выскочила из кабинета в полном смятении.
Снаружи сгущались сумерки. Не желая возвращаться к своим коллегам, она, поглядев на часы, решила, что еще есть время побродить и собраться с мыслями.
В парке было тихо и прохладно. Уже вышел молодой месяц, но он еще боролся с уходящим светом дня. Волны тихо ласкали берег. В отеле уже зажгли свет, в парке было пустынно; гости переодевались к ужину. Поднимался ветер, и она, боясь, что испортит прическу, направилась к себе.
Она ничего не решила — в ней боролись разные чувства: страх, восторг, разочарование. И все же пока она была склонна ему отказать. Надо будет объяснить ему, что лучше не решать так сгоряча. Не лучше ли оставить все как есть до возвращения ее в Париж, он еще раз все взвесит, в нем уляжется ревность и, глядишь, возобладает разум.
Мимо нее пронеслись двое в темных плащах; они ее не заметили, а вот она узнала в них Эдди и Альтею. Они торопились к набережной. Чармиэн, полная тревожных предчувствий, последовала за ними. «Какое еще сумасбродство затеяла Альтея? Должна ли я посмотреть, куда они направляются, и сообщить Алексу?»
Эдди спрыгнул с набережной в лодку и помог забраться туда Альтее. Она упала в его объятия, и они стали целоваться. Затем к удивлению Чармиэн, они отчалили в море. А ветер все усиливался. В ночных прогулках Альтеи под парусом не было ничего необычного, и Эдди мог быть приглашен ею, конечно.
Внезапный сильный порыв ветра со стороны моря совсем растрепал прическу Чармиэн, она, к своему ужасу увидела, как набежавшие темные тучи закрыли луну, и прежде тихое море вздыбилось волнами. На остров обрушился внезапный шквал, нередкий в здешних местах. Она в последний раз увидела их лодку, и ту поглотила тьма. Пошел дождь. Девушка, втянув голову в плечи, побежала к отелю и столкнулась у входа с Алексом. Схватив ее за руку, он воскликнул в изумлении:
— Чармиэн! Вы даже не одеты.
— Альтея, — выдохнула она, — их уносит в море.
— Их?
— С этим американцем, Эдди.
Алекс выругался, отпустил ее и понесся к набережной, а она, невзирая на сильный дождь, бросилась за ним.
