виду «грешкам» царя[56].
Грех часто предотвращается страхом последствий. Скажем, в клинике для лечения кокаиновой зависимости при медицинском факультете Колорадского университета успехом пользуется техника самошантажа. Наркоманы сами придумывают себе наказание на случай срыва. Скажем, медсестра, страдающая от пристрастия к кокаину, написала в медсестринскую комиссию штата письмо с уведомлением о своей болезни и просьбой приостановить ее лицензию. Письмо должно было храниться в клинике, пока не будет результатов анализов. Если анализы покажут, что пациентка не употребляет кокаин, все нормально, а если употребляет, то письмо будет отправлено по назначению. Или, например, убежденный республиканец выписал чек на $1 000 в пользу сенатора от демократов Эдварда Кеннеди, — худшего себе наказания он выдумать не мог. Если анализы на наркотик будут положительными, деньги достанутся демократу! Врачи и юристы писали письма, отправка которых положила бы конец их карьере. В каждом случае ставки были очень высоки, и это оказалось хорошим стимулом для проявления воли к исцелению.
Как правило, грех и его последствия тесно взаимосвязаны. Если вы курите по две пачки сигарет в день, расплачиваются ваши легкие. Если злоупотребляете выпивкой, страдает печень. Наркотики и беспорядочный секс чреваты венерическими болезнями и СПИДом. Ложь ведет к изоляции: как сказал Бернард Шоу, наказание лжеца состоит в том, что он сам никому не верит. Случайная вспышка гнева у родителя чревата для ребенка душевной травмой, на исцеление которой могут уйти годы. Расизм и экономическая несправедливость в обществе накладывают отпечаток на целые поколения.
В романе Оскара Уайльда «Портрет Дориана Грея» аллегорически описываются тяжкие последствия греха для личности. Молодой красавец Дориан Грей, любуясь собственным портретом, высказывает пожелание: он готов душу дьяволу продать, лишь бы всегда оставаться таким, как сейчас, а стареет пусть портрет. Пожелание Дориана исполнилось: он оставался привлекательным светским львом, а старел за него портрет, спрятанный на чердаке.
Однако на портрете отражались не только неизбежные возрастные изменения, но и состояние души настоящего Грея. Отпустит он злую колкость — и углы рта на полотне искривятся в жестокой усмешке. Носит в сердце ненависть к сопернику — в глазах портрета загорится ярость. Наконец, когда Дориан убивает человека, руки портрета обагряются кровью. К концу книги в Грее просыпается такая ненависть к собственному портрету, что он вонзает в него нож. Когда слуги хватились, что хозяина долго нет, они стали обыскивать весь дом. «Войдя в комнату, они увидели на стене великолепный портрет своего хозяина во всем блеске его дивной молодости и красоты. А на полу с ножом в груди лежал мертвый человек во фраке. Лицо у него было морщинистое, увядшее, отталкивающее. И только по кольцам на руках слуги узнали, кто это»[57].
На портрете отображалось подлинное «я» Дориана Грея. Он не вынес лицезрения собственных грехов.
За грехом Давида чередой выстроились чувство вины, покаяние, возмездие и прощение. Пример поистине хрестоматийный. Псалом 50 раскрывает всю силу скорби и угрызений совести царя. И Бог откликнулся на его мольбы, позволив начать все сначала. Давид обрел чистое сердце, к нему вернулась радость. Примирение Давида с Богом — одно из самых удивительных мест Ветхого Завета, один из самых ярких примеров Божьей милости. Давид, совершивший прелюбодеяние и убийство, снискал репутацию «мужа по сердцу [Божьему]» (Деян 13:22).
В романе Фолкнера «Реквием по монахине» есть такой диалог:
Стивенс:
— И ты вынужден грешить?
Нэнси:
— Не вынужден. Ты ничего не можешь поделать[58].
Никто из нас не может. Рожденные грешниками, мы не можем полностью избавиться от недостатков и несовершенств. Однако мы рождены с жаждой прощения. Мы томимся по ясному и светлому чувству примирения, ясности и цельности, мы хотим омыться и обновиться.
Даже у павшего всегда есть выбор. Можно, поддавшись искушению, закоснеть в грехе, полностью предаться ему. Можно увязнуть в чувстве вины и стать самоедом. А можно попросить о помощи.
Я часто хожу в альпинистские походы. В Колорадо пятьдесят четыре горы высотой более четырех тысяч метров, и каждое лето я покоряю несколько таких пиков. По выходным дням в горах можно встретить любителей, которые не ведают, что творят. В сандалиях, шортах и теннисках, имея с собой лишь фляжку воды, они выходят в путь в самый разгар дня. У них нет ни карты, ни компаса, ни дождевика. Они понятия не имеют о грозах, которые внезапно налетают в летние дни. Именно из–за этих гроз нужно выходить пораньше, чтобы добраться до вершины до полудня и затем иметь возможность укрыться в скалах.
Моя соседка работает добровольцем в службе спасения. Я неоднократно слышал от нее истории, от которых волосы дыбом вставали. Приходилось спасать туристов, по своей собственной вине находившихся на волосок от смерти: они сбивались с дороги, срывались со скал, попадали под град, получали обморожения от тридцатиградусных перепадов температур. И все же спасатели всегда приходили на помощь. Ни разу не сказали они незадачливому альпинисту: «Вы нарушили основные правила горных походов, поэтому спасайте себя сами. Мы вам помогать не будем».
Их миссия — спасать. Они готовы помочь каждому попавшему в беду, сколько бы глупостей он ни сделал. Крики, свистки, сигнальные костры, сигналы зеркалами, сигналы SOS, отстукиваемые ветками сосен, или панический звонок по сотовому телефону – на любой зов о помощи выходит спасательный отряд. Человека найдут, ему окажут медицинскую помощь и доставят в безопасное место.
Библейская весть — это также весть о спасении. В Послании к Римлянам апостол Павел подчеркивает: никто из нас не «заслуживает» Божьей милости и никто не в состоянии спасти себя сам. Подобно альпинистам–неудачникам, мы можем лишь просить помощи.
Мне возразят: спасатели потакают безответственным людям, а спасать следует лишь профессиональных альпинистов, которые следуют правилам. («Боже! Благодарю Тебя, что я не таков, как прочие люди, грабители, обидчики, прелюбодеи», — молился фарисей (Лк 18:11).) Когда я высказал своей знакомой мысль о потакании, она недоуменно уставилась на меня. «Людям нужно помогать! — воскликнула она. — Мы не можем бросать людей в беде. А кто они, неважно. Они нуждаются в помощи». («Сказываю вам, что так на небесах более радости будет об одном грешнике кающемся, нежели о девяноста девяти праведниках, не имеющих нужды в покаянии» Лк 15:7).
Я спрашиваю себя: почему же я так редко обращаюсь за духовной помощью? Попади я в беду в горах, я подал бы сигнал бедствия не задумываясь. Для этой цели я беру в поход свистки, зеркала и другие сигнальные средства. А вот совершив грех, толком и не могу встать на тропу исправления. В чем же дело?
Иногда мне трудно назвать грех грехом: мешают гордость и упрямство. В других случаях я не делаю шагов, необходимых для исправления по диаметрально противоположным причинам: угнетает сознание собственной греховности, неисправимости, недостойности. Однако так думать неправильно, ведь говорит же апостол Иоанн, что «Бог есть любовь» (1 Ин 4:16). Бог просто не может не миловать. Прощение, примирение, помощь — такова природа Бога.
Когда я отказываюсь просить о помощи, я думаю о цене: попрошу — пострадает моя гордость, узнают о моем падении, мне придется меняться… Однако как ясно из притчи о блудном сыне, путь покаяния ведет к
