Широкая усмешка появилась на лице Бретта.
— Чувствуется что-то вроде опьянения, правда?
— Вы должны были предупредить меня.
Он и сам был чем-то пьянящим, незаметно прокравшимся в ее сердце, не затратив для этого никаких усилий, лишь поиграв на гитаре для дельфина. Хотя нет, не так. Все гораздо глубже. Джун манило, опьяняло, влекло то, что жило в его душе и в сердце, как и то, что Бретт считал смыслом своей жизни.
— Я никогда этого не забуду.
— Забудете. Вернетесь к прежней жизни и забудете про нас.
Джун взглянула ему в глаза.
— Никогда.
Бретт взял ее лицо в ладони, большими пальцами нежно коснувшись кончиков ее губ.
— Только не говорите, что к моим щекам прилипли морские водоросли, — прошептала Джун.
— Знаете, у вас самые чудесные ямочки, которые когда-либо видели мои глаза, — сообщил Бретт.
— У меня нет ямочек. Должно быть, это морщинки.
Он покачал головой.
— Нет, самые настоящие ямочки. Не очень глубокие, они заметны, только когда вы смеетесь по- настоящему. Или когда наблюдаете за Найси.
Бретт смотрел в глаза Джун, и ее дыхание снова стало прерывистым и неровным, а улыбка угасла, превратилась в немой вопрос, в безмолвный настойчивый призыв. Он привлек ее к себе и поцеловал — сначала в одну ямочку на щеке, потом в другую. Теперь Джун просто не могла вздохнуть. И наконец Бретт приник к ее губам.
Джун закрыла глаза и растворилось в упоительном, сладостном ощущении его губ — горячих, нежных, с солоноватым привкусом океанской воды. Чувственный жар окатил ее с головы до ног, и, повинуясь мучительно-сладостному устремлению своего тела, Джун в нетерпеливом порыве прильнула к широкой груди Бретта. Легкий бриз овевал ее кожу, но ничто не могло укротить бушующий в ней пожар.
Его руки легли ей на плечи, обхватили их отчаянно-крепким объятием, но не смогли удержаться и скользнули ниже. О, как же он хотел ее, и его тело бесстыдно свидетельствовало об этом! И так же мучительно жаждала Бретта Джун, истосковавшаяся по мужской ласке.
Она подняла свои отяжелевшие руки, положила ему на плечи и зарылась пальцами в густые влажные кудри. Его язык медленным тягучим движением, исторгающим приливную волну из самой глубины ее истомившегося тела, переливал в нее любовь.
Пусть этот поцелуй никогда не кончается! Она не уедет завтра. Она останется еще на неделю. Нет, на год. О чем это она думает? Не надо, Джун, не думай. Просто чувствуй. Хоть раз в своей жизни просто чувствуй! — приказала она себе.
Бретт испустил долгий вздох и прервал поцелуй, но не выпустил Джун из объятий. Какое-то мгновение он смотрел на нее, затем привлек еще ближе к себе и положил подбородок на ее голову. Одной рукой он гладил ее спину, другой прижимал к своей груди.
— Расскажи мне о своей жизни в Реддинге, — попросил он срывающимся голосом.
— О своей жизни в Реддинге? — удивленно переспросила она таким же, как у него, прерывистым голосом.
Бретт наклонился, снова поцеловал ее и, почти не отрывая губ от ее рта, повторил:
— Расскажи мне, что ты делаешь, с кем встречаешься? Опиши, как выглядит твоя квартира.
— Почему ты хочешь знать об этом… сейчас?
Он снова поцеловал ее, потерся носом о ее нос, лбом о ее лоб.
— Потому что завтра ты возвращаешься домой, потому что завтра тебя здесь уже не будет.
У Джун перехватило дыхание. Как бы ей хотелось забыть о завтрашнем дне, о том, что завтра она будет где-то еще, но не в объятиях Бретта. Кажется, мысли — всего лишь фантом сознания — не способны причинить физические страдания, но Джун было по-настоящему больно. Эта боль, истекая прямо из сердца, заполняла каждую клеточку ее тела.
— Я не могу думать об этом, — прошептала она, целуя его.
— Тогда сделай что-нибудь, — сказал Бретт, и она услышала, как участилось его дыхание.
— Может быть, я останусь еще на несколько дней, — сказала Джун. — Нет, черт побери, не могу. На ту неделю у меня назначено четыре важные встречи.
Встречи, офис — все это казалось ей сейчас совершенно нереальным. Реально было это место, этот мужчина. И только.
— Я хотела бы остаться, — прошептала Джун.
Бретт нежно дотронулся до ее подбородка.
— Но ты не можешь. И не должна. Тебе нужно управлять твоим бизнесом. Там — твоя жизнь. А это… — он посмотрел вокруг, — это всего лишь пауза, которая ненадолго отвлекла тебя от твоего мира. Ты вернешься домой, зароешься в свои дела, погрузишься в свою жизнь, и все это покажется тебе сном. Ты сядешь за свой стол и подумаешь обо всем как о нелепой, пусть и приятной, случайности. Улыбнешься и удивишься: а было ли это? Может быть — да, а может быть — нет, подумаешь ты.
— Я не собираюсь ничего забывать.
— В конце концов, хотим мы того или нет, все становится вчерашним днем, — сказал Бретт с циничной усмешкой. — Ничто не длится вечно. Миз Джун, я с радостью обнаружил, что в мире еще есть кое-что хорошее. — Он провел пальцем по ее нижней губе. — Вы — настоящая леди.
Его слова вонзались в Джун, она ощущала почти физическую боль.
— Расставаясь с вами, милорд, я сохраню это в памяти как настоящий комплимент.
Но чем уж она так хороша? Разве она сделала в своей жизни что-нибудь стоящее? Что-то такое, что было бы важно для других, а не только для нее?
Но Джун не стала высказывать эти сомнения, не захотела ничего выяснять. Потом она обо всем подумает. А сейчас она молча приняла неожиданную похвалу, от которой у нее потеплело на сердце.
На лице Бретта появилось недоуменное выражение.
— Но мы же совсем забыли…
— Ну да, проверить сети.
Они рассмеялись.
— Ладно, пошли снова. Добудем обед для Найси, а заодно что-нибудь и для себя.
Джун никогда не проводила время так замечательно интересно. И ни один мужчина не вызывал у нее таких чувств, как Бретт. Джун испустила долгий вздох, подняла ласты и последовала за ним.
Как она позволила, чтобы с ней такое случилось?
Вернувшись в парк, Джун зашла в контору. Она посмотрела на свое отражение в зеркале, склонила голову и улыбнулась. Так она и думала — никаких ямочек. И что это Бретту пришло в голову? Она постаралась припомнить, о чем они разговаривали, когда он их приметил. Кажется, она говорила, что никогда не забудет ни его, ни Найси.
Сердце Джун жарко всколыхнулось, и она увидела… ямочки. Неужели ей раньше никогда не доводилось так улыбаться? Она убрала с лица улыбку, а вместе с нею и ямочки, и слегка нахмурилась. Необязательно иметь такой счастливый вид, во всяком случае, в присутствии Бретта.
При их приближении Найси радостно высунулся из воды. Джун открыла было рот, чтобы попросить разрешения покормить дельфина, но Бретт сам протянул ей рыбу.
— Теперь я стараюсь кормить его не по часам, чтобы он отвыкал от определенной схемы кормления. А скоро начну подкармливать его совсем незаметно. Пусть считает, что он сам добывает себе пропитание.
Красное ведро опустело, и Джун погрустнела. Семь фунтов рыбы — казалось бы, так много — закончились. Семь дней в Австралии — казалось бы, так долго, — от них почти ничего не осталось.
— Ты скучаешь о дельфинах, когда выпускаешь их на волю? — спросила она.
— Я начинаю с ними работать, зная, что они должны уйти. Думаю, я скучаю по некоторым из них, но я счастлив, зная, что они свободны. — Он сжал ее руку.
