— Ладно, — сказал я. — Ждите нас там. В течение часа подъедем — или я, или Дашкевич. Как вас узнать?
— Узнаете... — проворчал голос. — Я тут буду самый трезвый. И в красной шапочке на голове.
Я положил трубку и пересказал все Дашкевичу. Надо было ехать искать этого Шиманского, и встречаться с «красной шапочкой» тоже было надо.
— Ты что предпочитаешь? — спросил я Артема.
— Красную шапочку, — не задумываясь ответил он. — А ты?
— Я тоже. — Поиски беглого ресторанщика не сулили быть чересчур увлекательными.
— Кинем монетку? — предложил Артем, уже выуживая из кармана мелочь.
— Орел, — сказал я. Я всегда говорю «орел».
Новенький пятирублевик золотой рыбкой блеснул в воздухе и опустился на ладонь Дашкевича кверху решкой.
— Везунчик, — пробормотал я, а Артем счастливо рассмеялся: по-моему, еще не было случая, чтобы он мне проиграл.
У входа в редакцию наши машины грелись на солнышке рядом друг с другом. Мой старый, облезлый, с проржавевшими боками «жигуленок» первой модели, который отечественное народонаселение зовет хоть и ласково, но слегка пренебрежительно «копеечкой», и его сверкающая белым лаком пятидверная «тайга».
— Завезу Лильке продукты — и на Малую Бронную, — сказал мне Артем, садясь за руль. — Если быстро освободишься, приезжай туда.
Выбираясь на дорогу, ведущую в сторону Измайлова, я думал о том, что и сам я в некотором роде тоже везунчик. Природа, наградив меня многими недостатками, обделила одним: завистливостью. То, что мой друг Артем Дашкевич — обладатель роскошного автомобиля, прекрасной квартиры, красавицы жены и сына-вундеркинда, а у меня этого ничего нет в помине, не вызывает во мне никаких чувств, кроме легкой грусти. Зато, как говорят на Востоке, даже сорок воров не оберут одного голодранца.
У «Интертура» я припарковался прямо напротив центрального входа и несколько минут сидел в машине, изучая обстановку. Обстановка не вдохновляла. Огромные стеклянные двери, которые непрерывно вращались, впуская и выпуская из гостиницы толпы людей, не обманули меня своей кажущейся доступностью. Сразу за ними просматривалась тусклая позолота галунов двух, если не трех бдительных швейцаров, Вход по пропускам. Безопасность и еще раз безопасность.
Поразмыслив, я решил, что время щеголять моим редакционным удостоверением еще не настало. Если мне и суждено его кому-нибудь предъявить в этой гостинице, то начинать надо не со швейцара. Это в массе своей люди, привыкшие к простым и суровым методам работы. А благодаря стараниям Дранова название моей газеты может вызвать у них самую непредсказуемую реакцию.
Лобастый «икарус», пыхтя и отдуваясь, принялся сгружать на раскаленный под солнцем асфальт очередную порцию ошалевших от жары интуристов. Я счел момент подходящим, запер машину и ненавязчиво влился в толпу пузатеньких старичков в панамках и старушек с розовыми буклями. Через минуту, отнюдь не обольщаясь легким началом, я стоял посреди прохладного холла и озабоченно оглядывался. Пожалуй, мне нужна вон та дверь с надписью «Только для персонала» аж на четырех языках. Чем я не «персонал», если вдуматься?
За дверью была лестница вниз, два марша которой привели меня к устью широкого коридора, устланного серым жесткошерстным тафтингом, и я пошел по нему, не слыша собственных шагов. Вскоре по бокам стали появляться таблички: «Бухгалтерия», «Начальник службы приема», «Телетайп», что-то еще. И наконец я добрался до той, которую искал: «Отдел кадров». Остановившись перед ней, я вытащил из кармана куртки свой старый бумажник, порылся в боковом отделении, куда обычно складывал чужие визитные карточки, и нашел подходящую. Держа ее в руке, толкнул дверь и оказался в святая святых каждого уважающего себя учреждения. В окружении стеллажей со множеством ящичков, рядом с распахнутой пастью огромного, как пещера Али-Бабы, сейфа сидела миловидная женщина средних лет. С дружелюбной улыбкой я поздоровался и положил перед ней карточку, говоря:
— Кацнельсон Аркадий Натанович, из инюрколлегии.
Не самая лучшая фамилия для беседы с работником отдела кадров, особенно если этот работник старой советской закваски, но другой подходящей визитки под рукой не было. Вопреки опасениям женщина любезно улыбнулась, давая понять, что слушает меня. Быть может, недостатки происхождения отчасти скрашивались солидным местом работы.
— Мы разыскиваем родственников Стива Шиманского, умершего восемь месяцев назад в Аргентине, — начал я. — По поводу наследства. У вас ведь, кажется, работает человек с такой фамилией? Знаете, — наклонился я к ней доверительно, — не всегда стоит заранее обнадеживать. Поэтому хотелось бы предварительно ознакомиться с анкетными данными и...
Я умолк, потому что ясно увидел, что мое красноречие приводит совершенно не к тем результатам. Миловидная дама поднялась зачем-то из-за стола, правой рукой слепо нашарила дверцу сейфа и с грохотом захлопнула ее. Любезная улыбка отскочила в сторону, как будто держалась до этого на резинке, глаза стали стеклянные, губы слиплись в узкую полоску. В мгновение ока дама сделалась похожа на свой сейф. Морда на замке.
— Шиманский здесь больше не работает, — процедила она.
— Давно? — искренне удивился я.
— Со вчерашнего дня. Уволен по собственному желанию.
— Но ведь его «дело» у вас есть. Я бы хотел взглянуть на год и место рождения, затем мне нужен его адрес...
Бронированная дама взглянула на меня так, словно Аркадий Натанович Кацнельсон попросил руки ее единственной дочери.
— Нет, — выдохнула она. — Ничего не дам. Приказ генерального директора. Идите к нему. Налево по коридору и на лифте до двадцать восьмого этажа.
