Они облюбовали поле около леса, по размеру подходящее для аэродрома, заросшее желтой травой. Сначала осмотрели его с бреющего полета, потом решили сесть. Сели. Перед ними была пашня, заросшая сурепкой, колеса сразу завязли в ней. Не успели они выбраться с этого «хорошего поля», как к ним подошли два солдата:
— Почему вы без оружия? Поблизости немцы.
Катя показала им пистолет.
Солдаты заулыбались:
— Хиба ж це оружие?
Солдаты помогли им вытащить самолет на дорогу, и они поспешили убраться. Когда пролетали над полем с высокой рожью, Катя заметила на нем темную цепь лежащих людей. Катя бросила ракету, но на поле никто не пошевелился. Решив, что это мертвые, летчицы полетели дальше. Вдруг Катя подумала, что лежали мертвые очень правильной цепью, все в одну сторону головами, словно их нарочно уложили. Она попросила Дашу вернуться. Самолет опять повис над рожью, и Катя заметила, что немцы успели за это время переместиться. Катя опять бросила ракету и попала в одного из «мертвецов». Тот начал кататься по земле и скоро затушил огонь.
Самолет продолжал кружить над рожью, а Катя бросала ракеты до тех пор, пока их не заметили наши пехотинцы. Через полчаса, когда они опять пролетали над этим полем, по нему вели колонну пленных вражеских солдат. Скоро в полк сообщили, что летчицы помогли взять в плен штаб немецкого корпуса во главе с генералом.
Так они начали принимать участие в дневной войне. В тот же день они полетели бомбить немцев в лесу, который находился в трех километрах от их аэродрома.
Перед вылетом майор Речкина сообщила о зверствах фашистов в Белоруссии. Уходя из Новой Ельни, они около двух часов подряд расстреливали людей. Это сообщение привело в ярость весь полк.
Вот она, Березина! В ней была потоплена и добита армия Наполеона. Теперь здесь топили и уничтожали армию Гитлера. Здесь надо было бы поставить башню, чтобы ее видели далеко с запада, и на ней написать только одно слово: «Помните!»
Прожектор освещал опушку, с которой непрерывно поднимались самолеты.
А рядом, на площадке только что сформированного полка майора Коровина, было почти темно. Редко вспыхивали стартовые огни. Когда самолеты возвращались с боевого задания, молодые летчики садились на землю и закуривали.
Майор Коровин возмущался их медлительностью. Выстроив летчиков, он начал их распекать:
— Куда это годится? В полку Маршанцевой делают десятый вылет, а вы только что вернулись из третьего!
— Разрешите доложить, товарищ майор, за ними не угонишься, — сказал один из летчиков. — У них и опыта больше и мобильность не та, говорят, они могут и без машин летать, на собственных крыльях.
— Воевать надо, а не сказки сказывать! — сердито прикрикнул майор.
Летчики с удивлением смотрели на него: «Что это с ним? Почему он так нервничает?»
А майор смотрел на них с неудовольствием. «Медведи! И ходят вразвалку. Разве такими темпами догонишь девушек? У них уже за пятьсот перевалило. Пятьсот! Подумать только! За пятьсот боевых вылетов полагается звание Героя Советского Союза. Вот кто рядом с нами воюет — будущие герои. Если им еще не дали эту награду, так в недалеком будущем дадут. Я только посмотрел на их работу и сразу понял: у Маршанцевой большая и суровая школа. Может быть, за ней и не угнаться, но надо постараться хоть не отстать от них…»
Гриша сидел в дежурной комнате в полной боевой готовности. Перед ним была карта, и он углубился в изучение маршрута от Украины до Белоруссии. Длинный маршрут. До Кати больше тысячи километров. Здорово разбросала их судьба. Но в наш век, век авиации, расстояние препятствием для любви быть не может. Получить бы отпуск, а там на «Дугласе» и на попутных машинах можно добраться и до Белоруссии.
Когда Гриша не летал, мысли его были заняты Катей. Он давно не получал от нее писем. Да что письма, ему необходимо было увидеть ее! Хотя бы одним глазком взглянуть, избавиться от тоски и снова спокойно воевать.
Правда, во время полетов он «выключал» мысли о Кате, но, чем меньше он старался думать о ней, тем больше думал. Особенно в часы ожидания боевой задачи.
Комнатка его так близко от самолета, что можно из окна подать вещи прямо в кабину. Да и самому можно выпрыгнуть, если некогда идти по коридорам полуразрушенного здания.
Хотя в этой комнате они поселились всего четыре часа назад, Веселов уже успел опутать ее проводами. После разлуки с Мариной Веселов не мог жить без радио, каждый день он надеялся поймать какие-нибудь сведения с Белорусского фронта. А кроме того, в Представлении Саши радио придавало комнате уютный вид.
Но зачем теперь Грише уют? Если бы такая комната была у него в Крыму, он пригласил бы в гости Катю, а теперь ему ничего не надо, кроме места под крылом, где он спрячется и от солнца и от дождя.
Изучив маршрут до Белоруссии, Григорий стал писать письмо. Но ворвался Веселов, хлопнул его по плечу:
— Готовься к отплытию.
Через час штурмовики догоняли Третий Украинский фронт, который готовился перейти государственную границу.
Новый аэродром, куда перебазировался полк, находился в небольшой деревушке на границе Молдавии. В тридцати километрах проходила передовая линия.
Потеряв Украину, гитлеровцы яростно пытались удержаться в Молдавии. В районе Яссы — Кишинев они сосредоточили сильную группу, которая должна была прикрывать дорогу в Румынию, где находилась нефть, питавшая немецкую технику.
В августе 1944 года двадцатый штурмовой полк принял участие в Кишиневской операции. Рудаков знал, как тщательно был подготовлен прорыв обороны: пока группа Рудакова кружилась над полем боя, поддерживая атаку наземных войск, пехота и танки прорвали оборону противника. А дальше началась штурмовка отступающих вражеских колонн и уничтожение окруженной группировки. Несколько дней напряженной работы — и немцы снова оказались вне радиуса действия штурмовиков. Пока штурмовикам готовили аэродром в Бессарабии, войска уже перешли государственную границу с Румынией и снова вышли из радиуса действия штурмового полка. Так Рудакову и не удалось догнать пехоту до самой Югославии.
В сентябре в полк прибыло пополнение, и Рудакову пришлось обучать молодых летчиков. Хлопцы ему попались прямо орлы. Они скоро показали высокий класс работы. На полигоне бомбили так метко, что Рудаков только радовался. Из трех вагонов, стоявших на полигоне, два разнесли в щепки.
На другой день были показные полеты. Прилетели из другого полка «старички» и показывали молодежи, как надо работать. Гриша был выделен в шестерку. На аэродроме собралось много начальства. Бедную шестерку прямо загоняли. А так как Гриша был ведущим, ему досталось больше всех. Он еле добрался до койки, свалился на нее и долго лежал не шевелясь, только наблюдал, как Веселов занимался своим любимым делом — опутывал комнату проводами.
— Скорее бы в бой, — ворчал Веселов, — какой же тут порядок? Заняты с утра до ночи, а не воюем. Надоело мне это. Вздумали переучивать! Послали бы в бой, мы бы показали свое умение.
Грише захотелось отвести душу, то есть поговорить о Кате.
— Что-то от Кати писем нет, — вздохнув, начал он.
Но Веселов, перевешивавший на другое место провод приемника, даже возмутился:
— Знаешь, что сейчас творится на Белорусском? Наверно, бомбят всю ночь. Да и на земле обстановка такая, что не зевай. Ей не до тебя.
Гриша не мог с этим согласиться. «Хорошо, — думал он, — летают ночью, а днем-то неужели нельзя
