возвращаются, обязательно пьянствуют. Это у них называется точка. Потому что у похода есть начало, а как они сами утверждают, конца у похода нет. Чтобы он вечно не продолжался, туристы его и заканчивают.
— И ты предлагаешь устроить грандиозную пьянку?
— Не то, чтобы пьянку, я хочу этот день повторить.
— Опять не понял.
— Ты же любишь всякие необычные вещи?
— Люблю, — согласился Отморозов.
— Вот я тебе и предлагаю: давай сделаем праздник, а чтобы он всем запомнился, повторим этот день.
— Что-то я не догоняю, как повторим?
— Ну, смотри. Сегодня какое число?
— Сегодня 14 октября 2001 года.
— Вот, а мы сделаем так, чтобы завтра тоже было 14 октября 2001 года.
— Но как же ты так сделаешь? А когда будет 15 октября?
— 15 октября будет послезавтра. Всю техническую сторону я беру на себя. Однако мне потребуется известить власти, внести изменения в расписания авиа и железнодорожного транспорта, перепечатать календари. В общем, это мероприятие дорогое.
Отморозов замялся:
— Я, конечно, буду участвовать, но всё равно, пока не представляю…
— У тебя есть телефон?
— Разумеется, — Отморозов с готовностью протянул сотовый.
Сурков несколько секунд разбирался с необычной трубкой, но вскоре сообразил, как это работает, набрал короткий номер и вежливо попросил:
— Господа, пожалуйста… Сурков… Да… По личному… Хорошо, подожду…
Он несколько секунд молчал. Затем нервно вздохнул и быстро заговорил:
— Господи, извини, что беспокою по пустякам, но я тебя никогда ни о чём не просил. Мне нужна помощь. Уже знаешь? Не сможешь? Как же быть? А если? А может? Понял. Понял, Господи. Спасибо за информацию. Извини, что побеспокоил. Да нет, ты мне ничего не должен. Хорошо. Пока.
Сурков передал Савелию трубку, от которой, как от горячего пирожка в морозную погоду, шёл белый парок.
— Смотри, не обожгись, — предупредил Сурков.
Савелий даже не обратил внимания на раскалённый телефон. Его челюсть безнадёжно отвисла, глаза были мутными, а зрачки невероятно широкими.
— Ты кому звонил? — с трудом выговорил он.
— Да есть тут один старик, — посетовал Сурков. — Влиятельный парень, но и ему не все по силам.
— Крыша твоя?
— Наша крыша. Общая.
— И моя?
— И твоя. Слушай, Савелий. Опять понадобятся смелые ребята. Не распускай команду. И если не возражаешь, я Вялого возьму на прокат.
Вялый не хотел работать бесплатно, в Ад он возвращаться не собирался, надуваться гелем не желал, потому что его на поверхности тошнило. Самое непреодолимое обстоятельство было то, что его невозможно было купить. Сначала Сурков запугивал плоского товарища и обещал влить в него водки, полить святой водой, погладить горячим утюгом и просверлить дыры — это не помогло. Тогда Сурков призвал к лучшим чувствам Вялого. Его сострадание, хотя и имело совершенно незначительные размеры, все же размещалось в душе. Уронив плоскую слезу, Вялый пообещал выполнить просьбу. Он послушно закатался в газету и полез в тубус. Команда Отморозова была в полной боевой готовности, и Сурков не нашёл причин откладывать задуманное.
Две неприметные «Газели» остановились у обычного подъезда в кирпичной пятиэтажке. В разные стороны от машин метнулись пятнистые фигурки бойцов. Легко и бесшумно, словно тени, они перемещались к подъезду, отличавшемуся от других, разве что небольшой табличкой с надписью «ЖЭК № 15».
Последним из машины вышел Сурков. Он сделал вид, что завязывает шнурок. Взяв под мышку тубус, он направился к сорванной с петель двери.
— Здравствуйте, — приветствовал он полную немолодую женщину в сером вязаном свитере.
— Здоровее видали, — ответила она, не пытаясь быть вежливой.
— У меня кран потёк.
— У всех течёт, сынок.
— Сантехника бы.
— Ох, и не говори. А лучше электрика. С сантехником без бутылки делать нечего, а… — женщина долго рассуждала, чем электрик отличается от сантехника, а Сурков благодарно слушал и косил глаза по сторонам.
От его внимания не ускользнула новейшая система видеонаблюдения, педаль тревожной сигнализации, и на какое-то мгновение ему даже показалось, что он видит в полуоткрытом ящике письменного стола ребристую рукоятку пистолета.
— А может, я сам договорюсь? — спросил Сурков, нагло прерывая рассказ женщины.
— Ты слушай сюда, я тебе ещё про плотников ничего не говорила. Ты знаешь, чем плотник отличается от столяра, а, сынок?
— Нет, — Сурков пошёл по коридору обычной трёхкомнатной квартиры, но вместо выхода свернул к тупиковой комнате, которая была опечатана всевозможными видами печатей, наклеек и росписей.
Он вытряс из тубуса Вялого и, как можно аккуратнее, просунул его под дверь. Вялый не подавал никаких знаков, что свидетельствовало либо о полном порядке, либо о полном провале. Прошло не более трёх минут, когда дверь скрипнула и вместе с разноцветной геральдикой печатей и косяком пошла внутрь. Её толщина была не менее четверти метра, и Вялый, который с трудом держался в вертикальном положении, никогда не сумел бы открыть её вручную. Для этого дверь была снабжена гидравлическим приводом, а, как следствие этого, сигнализацией открытия. Сурков этого не учёл, поэтому вздрогнул от неожиданности, услышав звучный голос толстушки.
— Это ещё что такое?
Она стояла, уперев кулаки в могучую талию, и на её лице гуляло истинное возмущение.
— Вариант два, — сказал Сурков, уже не пряча портативную рацию.
В следующую секунду старушку окружили трое дюжих мужичков и повалили на пол.
— Ох, и дурачки! — кричала женщина, щекоча нападавших.
Ребята делали своё дело хорошо, но их явно не хватало, поэтому, сосредоточив ещё трёх человек на старушке, Сурков бросился по открывшейся лестнице. Она не оказалась длинной — единственная дверь открыла перед ним большой голубой холл со стенами, которые он уже однажды видел. Два человека среднего роста держали в руках предметы, отдалённо напоминавшие изогнутые телефонные трубки. Увидев Суркова, они подняли предметы на уровень груди и направили в его сторону. Сурков остановился. Его подпирали сзади, проскакивали мимо, падали на пол, принимали положение для стрельбы лёжа и сидя, а он стоял и смотрел, не в силах пошевелиться. Через минуту противостояние превратилось в немую сцену. На Суркова и дюжину головорезов были направлены две трубки, на двоих неизвестных — десяток скорострельных стволов. Сурков ярко представил, что произойдёт с этими двумя, если он отдаст команду стрелять. Он смаковал сцену разлетающихся в клочья тел, надеясь, что последние умеют читать мысли. Но делал это совершенно напрасно, потому что вышедший в холл мужчина объявил:
— Прикажите опустить оружие. Они вас не слышат.
— А зачем мне это делать? — спросил Сурков, понимая, что обращаются к нему.
— Затем, что в перестрелке здесь никто не заинтересован, — мужчина извлёк из скоросшивателя,
