низкие, едва голову поднять, переходы? Толпы народа?
Ника давным-давно уже пользовалась метрополитеном в столице лишь при крайней необходимости, и вовсе не из снобизма или брезгливости, просто давящие, узкие, приземистые помещения, небрежно и безыскусно облицованные кафельной плиткой иной раз вызывали у нее острые приступы клаустрофобии, чего никогда не случалось в других замкнутых и даже очень неприятных для нее помещениях. Блондинка понимала, что дело тут вовсе не в ней и её психике, а в той особой атмосфере, возникающей в столичной подземке, построенной на скорую руку, с экономией на всем и вся, вплоть до станционного освещения.
— В столице не был, — согласился пролетарий. — Вообще, из города всего пару раз уезжал, да и то недалеко и ненадолго. А имперское метро видел в кино, хоть какое-то представление имею. Но все-таки… это тоже метро.
Он кивнул вправо, к краю подземного зала, где синели сочной окраской два длинных, в десяток саженей, высоких вагона с темными, неосвещенными изнутри салонами.
— Ты хочешь сказать, что нам туда? — повернув голову в сторону вагонов, деловито, будто и не он вовсе только что замирал в восхищении от красоты подземного царства, уточнил Мишель. — Дальше — поедем?
— Да, — кивнул Максим. — Понимаете, я, конечно, мог бы обо всем рассказать еще там, наверху, но… вы понимаете теперь, почему не рассказал?
— Да кто бы тебе поверил, — грубовато, но верно высказался за всех Антон Карев. — Про такое рассказывать нельзя, только видеть… А — что же дальше? Или это уже и есть та самая Промзона, которой в столице пугает детей анархистка Анаконда?
— Ну… и да, и нет, — замявшись, попробовал пояснить Максим. — Тут… как бы начало. А остальное… ну, в самом деле, лучше все-таки увидеть…
— Да, ладно-ладно, — успокоил, кажется, слегка разволновавшегося пролетария романист. — Я ж так, для беседы спросил, раз всё увидим сами, то торопиться с рассказами не стоит…
— Но вот одно я хотел бы уточнить, — деловито, в своем привычном стиле, вмешался в разговор Мишель.
Они уже неспешно перемещались по роскошному мраморному полу к затемненным вагонам, создавая вокруг себя звуковую ауру из скромного цоканья женских каблучков, шарканья мужских подошв, шелеста расстегнутых курток и неожиданно громкого в пустоте поскрипывания сапог Карева. В изначальной, первозданной тишине подземелья эти звуки казались полными жизни.
— Так вот, насколько реальна возможность прорыва вслед за нами инсургентов? — уточнил поверенный.
— Ни на сколько, — пожал плечами Максим. — Сюда пройти без меня никак не реально. Вот только не спрашивай — почему. Я тебе многое объяснить не смогу, и сам не знаю или не понимаю. Но вот твердо знаю, что вскрыть люк лифтовой шахты невозможно. Скорей уж эту шахту можно обрушить, но и обрушить её без нескольких тонн взрывчатки и опытных взрывотехников не получится… почему?.. ну, так задумано… изначально.
Пролетарий искренне развел руками, старательно изображая на лице недоумение, непонимание и правдивость сразу. Впрочем, сомнений в правдивости своего ведущего Мишель не испытывал, но вопрос он задать должен был, даже понимая всю его бессмысленность.
…видимо, снабженные фотоэлементом двери вагона при приближении людей раскрылись сами собой с легким, едва уловимым шипением пневматики и не будь в подземелье такой тишины, нарушаемой лишь звуками шагов четырех человек, никто бы этого шипения не услышал. Одновременно с открытием дверей вагон осветился изнутри мягким, похожим на лифтовой светом, совершенно отличным от освещения платформы, вернее, подземного зала-дворца, очень уж словечко «платформа» не подходило к тому месту, где сейчас находились незваные гости Максима.
Изнутри вагон был оборудован в «гостином» стиле. Жесткие и не очень удобные лавки-сиденья, так хорошо знакомые простым столичным жителям, в одной трети салона были заменены на таких же размеров, но даже на взгляд удобные, мягкие диванчики, впрочем, изготовленные без каких-то особых изысков, разве что, покрытие на них напоминало искусственную замшу. В центральной части вагона были установлены небольшие столики, окруженные вмонтированными в пол высокими стульями, а по стенам, вместо широких окон, громоздились плоские, чтобы не занимать много места, буфеты с посудой, напитками и легкой, консервированной закуской. Любым гостям сразу становилось понятно, что рассчитывать тут можно только на самообслуживание. А вот последняя треть салона была… библиотекой. И именно туда, к таким же, как в центре, плоским шкафчикам едва не рванулся Антон Карев, испытывающий к книгам вообще и чужим библиотекам в частности, просто-таки мистическое влечение.
— Да там ничего, вообщем-то, интересного, — остановил его душевный порыв Максим. — Классика от Древней Греции до прошлого века, так, не собрания сочинений, а по паре-другой романов, ну и немножко из современного… ваши… ну, то есть, твои книжки там тоже есть, это уж я натаскал, пусть стоят, хотя — вряд ли их кто здесь когда-нибудь читать будет…
Последнюю фразу пролетария не только Антон, но и все остальные поняли совершенно правильно. Библиотека в вагоне предназначалась на тот случай, если придется кому-то долгое время отсиживаться здесь, в подземелье, а чтобы случилось такое, обстоятельства должны быть поистине уникальными. Впрочем, поделиться друг с другом этими мыслями, да и порасспрашивать себя об увиденных чудесах Максим своим спутникам не дал.
— Вы садитесь, давайте, — скомандовал он, указывая на столики. — Если хотите что выпить- закусить, спросите, я тут лучше ориентируюсь, и — пора дальше двигаться…
— И долго? — уточнил Мишель, имея в виду время путешествия до некой конечной станции.
— Минут десять, — пожал плечами Максим, видно было, что он если когда и хронометрировал подобную поездку, то было это настолько давно, что не отложилось в его памяти.
— Тогда, наверное, обойдемся без застолья, так? — полуспросил поверенный у своих спутников, и не удержался, чтобы не задать общий вопрос: — А потом?
— Потом — наверх, — скупо пояснил пролетарий. — А там — считай, что почти на месте…
Он шагнул к встроенному в стену вагона ярко-красному, заметному с первого же взгляда рубильнику, больше всего похожему на привычный стоп-кран, оглянулся на устроившихся за столиком своих гостей и — повернул рукоятку…
Стремительно набирая скорость, два вагона странного подземного поезда устремились в тоннель… В этот раз, в сравнении с лифтом, плавное начало движения и набор скорости ощутили все путешественники…
— Странно как… ни перестука по рельсам, ни шума… — сказал через несколько минут напряженного молчания Антон.
— Да что тут странного? — пояснил Максим. — Звукоизоляция хорошая, и рельсы сплошные, стыков нет, вот и не стучит, не шумит… такое и в столичном метро сделать можно, правда, дороговато, конечно, выйдет, но — вполне реально…
— Интересно, а что во втором вагоне? — спросила Ника. — Может, стоило туда зайти или — нельзя? А, Максим?
— Да здесь всё можно, — радушно, как настоящий гостеприимный владелец окружающих чудес, заулыбался пролетарий. — Раз сюда попали, считайте себя хозяевами, только ничего интересного во втором вагоне нет, он просто спальный, ну, тоже, как библиотека, на всякий случай…
— Спальный? это хорошо… — с нарочитой похотливостью облизнула губки блондинка, демонстративно пиная под столиком Антона. — Слышишь, Карев, какую мы с тобой возможность упускаем?..
Максим после этих слов и движений девушки почему-то густо покраснел, старательно отводя в сторону взгляд. И это его смущение идеальнейшим образом разрядило обстановку.
— Не обращай особого внимания, Максим, — вступился за пролетария поверенный Ники. — Это у них «больная» тема, тем более, в таких-то вот обстоятельствах…
— Если бы что-то было больное, не было темы, — поддержал легкую пикировку Антон. — А пока ничего не болит, надо пользоваться моментом… правда, сейчас момент неподходящий…
— Сам ты — неподходящий!!! — нарочито возмутилась блондинка, напоминая романисту свою