— Боишься, что вот с таким хоботом кто выйдет и меня отобьет? — не менее нервно засмеялась блондинка, на руках показывая размер хобота. — Залезай, я уже готова.
— …знаешь, я тоже про этот момент подумала, когда мне начальник Сто восемнадцатой жетон вручал, — будто прочитав чужие мысли, кивнула Ника.
— Уважаемая госпожа Инспектор! — торжественно провозгласил Мишель. — Предлагаю вечер воспоминаний перенести в местный ресторанный зал, тем более, кормят тут очень прилично, общество по вечерам собирается не буйное, а я ужасно проголодался, да и Антон тоже целый день ничего не ел…
— Конечно, я вот только переоденусь… — сбрасывая с плеч зачем-то на них накинутую собственную курточку, — не раздумывая, ответила блондинка. — Да и вам, особенно господину писателю, надо бы привести себя в подобающий выходу в свет облик…
Антон счастливо засмеялся. Все его подспудные тревоги и волнения обернулись ночным туманом, развеявшимся с первыми лучами солнышка: Ника из своего космического дальнего, но краткосрочного странствия вернулась абсолютно такой же, какой она и отправилась туда…
20
Анаконда очнулась от странного певучего и мощного гула в голове, будто засунули её под медный колокол и ударили в него… раз, другой, третий… Не открывая глаз и пытаясь дышать как можно незаметнее, девушка попробовала определить лишь на слух и обоняние — где же она сейчас находится? Но тут вмешалась боль в вытянутых вверх и связанных где-то там, над головой, затекших руках. И тело странно покачнулось… кажется, она висела… под потолком? На связанных, вытянутых руках, не касаясь ногами пола? И еще слева в бедро резко веяло горячим, почти обжигающим воздухом, а справа била в ноздри тугая, могильная и холодная сырость. Сквозь едва заметно подрагивающие ресницы Анаконда уловила мрачные отблески огня… не электрического света, а живого, настоящего огня. Откуда-то — она так и не успела понять — пахнуло резким запахом раскаленного металла, и жуткая, острая, фантастическая в своей неправдоподобности боль возникла пульсирующим сгустком в правом боку, мгновенно распространяясь на все тело… и смрад паленого мяса заставил анархистку резко, во всю ширь распахнуть глаза… интуитивно, дико, по-животному хотелось кричать от нестерпимой боли, но, как во сне, горло оказалось перехвачено чем-то непонятным, будто заморожено новокаином, и не единого звука невозможно было издать, разве что невнятные, жалкие хрипы…
Изо всех сил пытаясь хотя бы на вершок отстраниться от зловещего источника боли, действуя на инстинкте, заглушившим в эти мгновения разум, Анаконда, как ей показалось, извивалась всем телом, повешенным за руки, но на самом деле едва-едва смогла шевельнуться… зато увидела, постепенно возвращаясь из мира боли в реальный мир, сумрачное старинной кирпичной кладки подземелье без окон и дверей, освещенное невнятным светом раздуваемой где-то слева жаровни, и — непонятную фигуру в буром балахоне, похожем на монастырскую католическую рясу, какими их изображают в театре или на экране. На голову неизвестный набросил объемный бесформенный капюшон, и разглядеть что-то под ним анархистка просто не смогла бы, даже если сидела в удобном кресле и хорошо освещенной комнате… но сейчас она висела обнаженной, подтянутая к низкому потолку за связанные наверху, над головой, руки, и не касаясь ногами ледяного, покрытого странной влажной пленкой плесени пола.
А загадочный визави в зловещей рясе и капюшоне слегка качнул головой, и вновь тело Анаконды обожгла боль, сопровождаемая запахом горящего мяса… «Зачем пытать, если я не могу сказать ни слова?..» — мелькнула в голове анархистки мысль и тут же исчезла, поглощенная адскими ощущениями… Она никак не могла вновь потерять сознание, наверное, отдохнула вполне достаточно между очередными порциями пыток, чтобы в полной мере почувствовать болезненные прикосновения постепенно остывающего металла к своему беззащитному телу.
«Что не так?.. — неожиданно зародилась в мозгах анархистки мысль. — В чем я ошиблась, почему попала сюда… где же тот изначальный прокол…» Как ни странно, мысль эта придала Анаконде силы. Нет, девушка не смогла бороться даже с собственными ощущениями, но они отступили куда-то на периферию сознания, и боль перестала терзать своей свежестью и первозданностью, превращаясь в данность… данность на всю оставшуюся жизнь…
«Всё началось с Теней… нет, с появления Кудесника со словами о Тенях в городе… — Анаконда мучительно вспоминала, стараясь просто не обращать внимания ни на собственную боль, ни на пристальный, сверлящий её обнаженное беспомощное тело взгляд из-под бурого капюшона… — Я, конечно, не очень-то поверила, но насторожилась… с Тенями не шутят, хотя… были бы тогда в городе настоящие Тени, никто бы не ушел живым из телецентра… А мы ушли. Сразу же, как только появился Кудесник со своей дурной вестью».
Потом… что же было потом?.. все-таки, надо было идти в Промзону, и Анаконда в первую очередь бросилась к своему секретному, личному фактически, агенту, присматривающему за нужным для похода человечком.
Они опоздали буквально на десяток-другой минут. Тот человек ушел в Промзону, причем, очень похоже, что сопровождал его кто-то из Теней, если верить описанию, и тому, что двоих очень неплохо подготовленных драбантов анархистки этот кто-то уложил двумя выстрелами. Впрочем, к тому, что проникать в Промзону придется без помощи отслеженного человечка, Анаконда было внутренне готова, вот только неожиданная помеха в лице непонятного осназовца: то ли Тени, то ли нет, — внушала опасения.
Отвернувшись от убитых, она рассеянным, задумчивым взглядом оглядела дворик и указала на доминошный столик в дальнем углу:
— Ладно, идем-ка вон, присядем, в ногах правды нет, — кивнула она Кудеснику и хозяину явки. — Надеюсь, тут никто полицию вызвать не додумался?
— У нас полицейских не вызывают, — пожал плечами длинноусый агент. — Дворник, разве что, в труповозку позвонит, куда ж еще их девать? Да, небось, нынче в городе для труповозки работы и без того с лихвой… ну, пошли, что ж теперь-то…
— Значит, ушел наш человечек… — сказала анархистка, устраиваясь поудобнее за столиком и оглядывая присевших рядом мужчин. — Пусть себе, мы же знаем — куда, точнее, само местечко, через которое он должен уйти, верно?
— Толку-то? — пожал плечами длинноусый. — Говорил же вам, что исчезает он в этой… в этом местечке. Куда девается — сам черт не разберет…
— Вот что, Кудя, — попросила Анаконда. — Сходи-ка ты к нашему любезному хозяину, у него ведь телефон дома есть?.. вот и хорошо, прозвони, вызови сюда Доминика… и еще — человек пять из моих, личных… будешь говорить, напомни им сегодняшний пароль: «Македонец»… так и скажи, мол, мне «македонец» нужен, пусть поторопятся…
Как ни торопились драбанты, да и сам Доминик, известный в анархистских кругах, как волшебник по сейфам, замкам, шифрам, паролям и прочей конспиративной необходимой мелочевке, но больше часа прошло с момента их вызова к совершенно неприметному, одному из очень и очень многих домов в рабочем районе.
Двоим из прибывших драбантов Анаконда поручила засаду в доме ушедшего в Промзону местного пролетария, совсем, кажется, еще молоденького парнишки. В квартирке его, правда, оказалась еще и престарелая родственница, и какая-то пострадавшая от дневного взрыва в клубе девчонка, но утихомиривать их не пришлось, обе вели себя, как мышки в норке, тихо и спокойно, а девица, та вообще лежала пластом без сознания, видно, крепко её приложило на взрыве.
— Конечно, он вряд ли сюда вернется в ближайшее время, — задумчиво напутствовала драбантов анархистка. — Особенно, после такого отрыва… но — чем черт не шутит, пока бог спит…
Она лично обошла маленькую квартирку, с внешней рассеянностью заглядывая в углы и шкафчики, проверила даже туалет и ванную, и напоследок сказала:
— Особенно не расслабляйтесь, один пусть за вином все-таки сходит, но — никакой водки или коньяка, не говоря уж о чем другом покрепче…
