Вполне достаточно для организации «незабываемого вечера».
– Что они делают?!
Анджело отлепил мобильник от уха и постучал им о ладонь, как будто трубка была не телефонной, а курительной, засорившейся и нуждающейся в срочном выколачивании.
Снова воссоединил телефонный аппарат со слуховым:
– Что они делают, повтори?
– Повторяю: они рвут траву! – доложил Луиджи.
– К-какую траву?!
– Разную.
Анджело весьма реалистически привиделась «разная трава» на его собственной могилке.
Он смахнул пот со лба и продолжил кладбищенскую тему прямым вопросом:
– А тело с ними?
– Тело?
Добросовестный Луиджи опять замолчал, пересчитывая тела, имевшиеся в поле его зрения.
– Да их тут четверо.
– И все – мертвые?!
Анджело снова вспотел:
– Зачем – мертвые?! Живые. Говорю же: они траву собирают.
– Я спрашиваю про Карло!
– А-а-а-а… Нет, Карло здесь нет. Тут все высокие, со светлыми волосами. Рвут траву, вяжут ее в пучки. Вот интересно, что же они будут делать с этой травой?
Анджело было гораздо интереснее узнать, что же они будут делать с трупом.
Или что уже сделали!
Анджело промокнул лоб платком.
Он уже сто раз проклял себя за замечательную, казалось бы, идею на время спрятать тело босса в чужом чемодане и предоставить почетную миссию вывезти труп из сквера владельцам этого самого багажа.
Кто ж знал, что они – сумасшедшие психи?! У них труп в чемодане, а они траву рвут!
– Они уходят, – предупредил Луиджи. – Что нам делать?
– Идите за ними следом да смотрите, не упустите! Я проверю, что там в отеле. Если не найду тело в номере – значит, берем этих, тогда за все с них спросим.
– И куда они труп дели, и зачем им трава, – оживленно пробормотал любознательный Луиджи и отключился.
– Болваны! – с тоской сказал Анджело своему отражению в потемневшем экране мобильника и мысленно попросил покровителя секретных служб, архангела Михаила, помочь ему с обыском.
Как известно, Рим – город на холмах.
Считается, что их семь, но я уверена, что исторически инвентаризацией были охвачены только наиболее значительные возвышенности.
Мелкие выпуклости никто никогда не считал, хотя даже на прямом пути из римского пункта А в пункт под любой другой буквой алфавита перепады высоты наблюдаются во множестве, и периодичностью возникновения способны посрамить кровельный шифер.
Мы двигались, как муравьи по стиральной доске: с усилием вверх, с ускорением вниз. В суровом молчании, выпятив челюсти и воинственно шевеля усиками.
Ближе к Кампо ди Фьори мы покатились под уклон.
Оставив по левому борту цветочные лавки, мы заложили крутой вираж и протаранили площадь по диагонали, чудом разминувшись с памятником, который стоял на месте, но не на том. Очень неудобно он стоял, как раз на нашем пути, и, разумеется, не посторонился, только печально посмотрел на нас сверху, безвольно сложив руки на животе.
– Кто ж его посадит, он же памятник! – сквозь зубы недобро пробормотала я.
– Между прочим, не кому-нибудь памятник, а Джордано Бруно, который был сожжен на этом самом месте! – в очередной раз блеснул эрудицией Зяма, лавируя между постаментом и мусорной машиной с приветливо распахнутым кузовом.
– О, так тут народ казнили? Самое место для трупа! – обрадовалась Вика.
А я с трудом подавила недостойное желание метким пинком сбить брата с курса и направить кибитку с трупом прямиком в мусорный бак.
Такой позорной утилизации покойник не заслужил. В конце концов, он не сделал нам ничего плохого! Разве что оказался не в том месте и не в то время, но – вряд ли по своей собственной воле.
Короче, от идеи с разбегу захоронить покойника в кузове мусороуборочной машины я отказалась и понадеялась, что проявленное мною благородство мне зачтется.
Несмотря на то что торговые ряды с площади уже убрали, народу на Кампо ди Фьори было много.
Полотняные шатры откочевали к стенам зданий и теперь укрывали от солнца многочисленных посетителей кафе и ресторанов. По открытой части площади сплошным потоком шли туристы. Шарканье обуви и ровный гул голосов время от времени перекрывали выкрики тех, кому было особенно весело.
Я с завистью косилась на пребывавших в лени и праздности граждан за столиками.
Эх, если бы не приблудный труп, мы бы сейчас тоже безмятежно вкушали итальянскую жизнь в ее лучших гастрономических проявлениях: остро пахнущую зелень из бочек, помидоры черри с лотков на площади, сыр из больших стеклянных банок…
И вино по два евро за бутылку из плетеных корзин, которые будто сами путаются под ногами у покупателей маленького магазина!
И кривобокую пиццу, сочетающую в пасторальной гармонии хрустящее тесто и размятые помидоры!
И горячую, с богатыми залежами сыра, обильно кровоточащую мясным и томатным фаршем, лазанью, при виде которой мой желудок умиленно екает, а рот наполняется слюной! И суп из бычьих хвостов, и жаренные в кляре цветки тыквы!
Я сплюнула на брусчатку кипящим ядом и взяла себя в руки.
Не до еды нам сейчас и не до отдыха!
– Куда его? – Запыхавшийся Зяма притормозил и огляделся.
– Вон в тот уголок, – подсказала я.
Мы закатились в тихий угловой куст, поблизости от которого совсем недавно велась какая-то лоточная торговля.
Там сиротливо валялись пустые деревянные ящики, картонки и раздавленные пластиковые стаканчики. С одной стороны угол огораживала увитая цветущей зеленью решетчатая стенка террасы уличного кафе, с другой – переносной стенд-раскладушка, прикованный за ногу цепью к чугунному столбику. Текст объявления на стенде был размашисто начертан красным мелом – по-итальянски, так что мы его не поняли.
Мы взяли два ящика, перевернули их, установили в углу. На один пересадили из коляски «мексиканского хилера», на втором разложили наши гербарии. Подобрали с асфальта картонку и моим черным карандашом для глаз размашисто начертали на ней: todo por $ 100.
– Это адски дорого – по сто баксов за пучок лебеды! – поежилась простушка Настя. – Никто не купит!
– На то и расчет, что торговца нашего никто не станет беспокоить, – объяснила подруге смышленая Вика.
Зяма тоже проявил сообразительность: нашел несколько гвоздей, вооружился камнем и прибил пончо «хилера» по подолу к ящику, надежно зафиксировав тело в вертикальном положении.
– О, да ты на все руки мастер! – с явным умыслом похвалила его Виктория.
Польщенный Зяма прижал к сердцу руку с булыжником.
– Это ты еще не видела, как ловко мой братец лепил на стену – прямо под краску – груды морских звезд и ракушек! – хмыкнула я, торопясь испортить им обоим неуместное лирическое настроение. – Моллюски из раковин выползти не успели, воняли потом, как черт знает что!
