Я прекратила открытое сопротивление, чтобы сберечь силы для партизанской борьбы.
Слипшись боками, как сиамские близнецы, мы с пиратом в ускоренном темпе прогулялись по узким улочкам Вечного города.
Мимо водоразборной колонки, из носика которой меланхолично капала вода, мы устремились вверх по длинной-предлинной лестнице и на середине ее неожиданно нырнули в открытую дверь.
Перегруппировались – пират выдвинул меня вперед в арьергард – и ветерком просквозили по узкому коридору меж кафельных стен.
Оказались в маленьком баре, «прошили» его насквозь и затормозили в помещении, похожем на кухню, не использующуюся по прямому назначению лет эдак сто.
Я огляделась и встревожилась.
Большая изразцовая печь, длинный металлический стол, на каменных стенах – богатая экспозиция испещренных старыми шрамами разделочных досок, на специальном подносике – впечатляющая коллекция разнокалиберных ржавых инструментов, представленных в широком диапазоне: от мясницкого топорика до штопора.
В сочетании с внезапным похищением сей интерьер наводили на скверные мысли!
– Надеюсь, нас не будут пытать? – пробормотала я.
– Зачем же нас пытать?! – взметнулась Вика. – Попросили бы по-хорошему, я, может, и сама бы согласилась! Тем более что парни вполне симпатичные!
– Сдается мне, нас похитили не с целью продать двух прекрасных девушек в сексуальное рабство, – предположила я, с робкой надеждой посмотрев на подоконник.
Его украшала крупная, размером с садовую тачку, модель паровоза с двумя вагонами. Какая-никакая, а все-таки игрушка! Не самая уместная вещь в пыточной камере.
Может, не все так плохо, как мне кажется? Может, никакие это не застенки?
Однако пираты выглядели устрашающе. Они были так похожи, что напоминали солдатиков из одного набора, а солдатики – это не те игрушки, которые подходят милым девочкам в качестве игрушечек.
И тут я их узнала!
Это были те самые не то греки, не то испанцы, преследовавшие нас с Зямой на этапе вывоза ванны! Те, которых мы ловко сбили со следа экспромтом с переодеванием в туалете!
Значит, они точно не уличные приставалы.
«Мафия!» – обмирая, шепнул мне внутренний голос.
– Коза ностра? – спросила я вслух с нескрываемым подозрением.
Вопрос в лоб заставил пиратов занервничать.
– Коза или не коза? – бестактно «поднажала» я.
– Oh mamma mia! – хором воскликнули злодеи.
– Да вашу мать!
Помянув ближайшую свою родню, я почувствовала себя чуточку легче.
Семья – это наше все! И главный источник стрессов, и лучший антидепрессант – в одном флаконе.
Немного подбодрил меня и маленький колченогий столик, стоявший у окна. Деревянный, поцарапанный, окруженный заляпанными старой краской венскими стульями, он выглядел непритязательно и уютно. Хотя мое неуемное воображение тут же нарисовало кошмарную картинку в духе маминых книжек: парочку людоедов, со вкусом трапезничающих сырой девичьей печенью.
– Sit! – пират толкнул меня к стулу.
– Спасибо, после вас, – угрюмо проворчала я, но все-таки села.
Рядом опустилась Вика, напротив меня устроился «ее» пират. Мой похититель куда-то ушел.
– Может быть, нас сначала накормят, а мучить будут потом? – слегка обнадежилась Вика.
Опасливо озираясь, мы дождались возвращения второго пирата с бутылочкой минералки.
Он занял свободный стул и под аккомпанемент его музыкального скрипа в упор расстрелял нас длинной фразой на итальянском.
– Не понимаем! – стряхнув с мозгов шелуху непонятных фоне?м, объявила я.
Понятна мне была одна лишь вопросительная интонация.
– Не говорим по-итальянски! – призналась я. И с грустью напела: – Но парле италиано! Италиано! Италиано!
Еще одна длинная фраза с их стороны…
– Но парле! – я была непреклонна. – Ну вот хоть вы тресните! Говорите, пожалуйста, по-русски. Или хотя бы по-английски, тогда мы вас, может быть, поймем.
Пираты переглянулись, взмахнули руками, опять эмоционально помянули своих матушек (а может, и одну общую) и взлохматили волосы. В их смородиновых глазах заплескалось отчаяние.
– Так вам и надо, – злорадно заметила Вика. – Не фиг похищать мирных иностранок, если вы языкам не обучены!
Пираты в ответ тоже высказались явно нелицеприятно – я поняла это по их гримасам.
– Абракадабра какая-то, – сердито сказала Вика.
– Кадавре, кадавре! – заволновались пираты.
– В каком это смысле?!
Вот тут я сильно напряглась.
– А что такое «кадавр»? – встревожилась Вика.
– Ты братьев Стругацких не читала, да? «Понедельник начинается в субботу»? Зря, там было это звучное слово, – прошептала я. – Кадавр – это мертвец!
– Они что, нам угрожают?!
Вика шумно вздохнула, а я от осознания полной безысходности мобилизовалась и сосредоточилась.
Ладно, я не знаю итальянского, но я же учила в университете классическую латынь! Я до сих пор помню крылатые выражения и могу в подходящий момент ввернуть в интеллигентную беседу какое-нибудь «сик транзит глория мунди» или даже «гутта кават ляпидем нон ви, сед сепе канденде – сик хомо фит сапиенс нон ви, сед сепе студенде!».
Так неужели я, дипломированный филолог, в критический момент своей молодой жизни не просеку эту зловещую семантику?!
А ну-ка!
Я еще больше сосредоточилась, и неожиданно разговор пошел в хорошем темпе.
Я:
– Вы что, нам угрожаете?
Они:
– Qualora l’organismo?!
Вика – мне:
– Чего они хотят?!
Я – Вике:
– Что-то для организма.
Вика – им:
– Ладно, я согласна, только без элементов садизма!
Я – Вике:
– Замолкни, дура, не напрашивайся!
Они:
– Qualora?! Qualora?!
Вика – непонятно, кому именно:
– А ты не каркай!
Я – всем:
– А ну, тихо! – И хрясь по столу кулаком!
И стало тихо.
– Хорошее дело – язык жестов, получше эсперанто! – я с гримасой боли потерла отбитую руку. – Но вернемся к нашим кадаврам. Если я правильно понимаю, вам нужен кадавр, да? Кадавр?
