Тихо-тихо, чтобы не побеспокоить глубоко погруженного в чтение периодики господина, сидевшего метрах в десяти от нас, братец сполз с камня и крадучись пошел по периметру сквера.
– Прекрати! – вновь зашипела я, увидев, что он внедряется в кустики. – Что ты делаешь?! Это тем более неприлично! Ты что, не можешь до дома потерпеть?
– Ой!
– Что – ой?
Нет ответа.
– Ох…
– Что – ох?!
Я не выдержала неизвестности, встала с камня и тенью проскользнула в кусты.
Зяма стоял там, согнувшись буквой «Г», так что я заподозрила, что ему стало плохо после недавнего сражения с хорошо прожаренной бараниной. То есть что закаленная в огне баранина Зямин желудок победила и вот-вот вырвется на волю с торжествующим «бэ-э-э-э»!
Присутствовать при Зямином позоре мне не хотелось (это их с бараниной личное дело), и я резко затормозила, но братец меня услышал и обернулся.
Нет, ему не было дурно. Наоборот: на скуластой физиономии Зямы расплывалось выражение, которое я определила бы как «неуверенная радость».
– Что?! – одними губами спросила я.
– Скажи мне, Дюха, я не сплю? Ты тоже это видишь? – прерывающимся шепотом вопросил братец.
У меня возникло очень нехорошее предчувствие.
В последний раз, когда Зяма интересовался, вижу ли я то же самое, что и он, мимо нас горделиво проезжал в мини-вэне неугомонный крошка-кадавр.
– Что?! – нервно повторила я.
И тогда братец слегка посторонился, открывая мне вид на спрятанный в зарослях предмет.
– Так не бывает, – пробормотала я, нечеловеческим усилием воли не позволяя своим ногам подкоситься и с треском обрушить меня в кусты.
Не то чтобы я очень боялась поцарапаться или попортить декоративные растения, просто не хотелось привлекать чье-либо ненужное внимание к своеобразной «изюминке» садово-паркового ансамбля.
К БОЛЬШОМУ ЧЕРНОМУ ЧЕМОДАНУ!
– Надо же! Совсем как наш! – простодушно удивился Зяма.
– Не совсем, – я взяла себя в руки. – Наш был матерчатый, а этот – кожаный. Очень дорогая вещь.
– Надо посмотреть, что внутри, – любопытный братец потянулся к застежке.
– Нет! Не надо!..
Анджело услышал крик и оглянулся, но никого не увидел. Очевидно, протестующий женский вопль донесся из-за стены, с улицы. Это было некстати: подозрительный шум мог привлечь внимание полицейского патруля.
Анджело немного подождал, напряженно прислушиваясь, но крик не повторился.
Он свернул газету, встал с лавочки, вышел за калитку и спрятался за старым платаном, осматривая переулок, одним концом вливавшийся в оживленную Виа Национале.
Там высилась закругленная будка охранника.
Другой конец переулка тонул в густой тени. Там Анджело и парочку болванов ждала машина.
Анджело отодвинулся от дерева и повернул голову, чтобы увидеть французское окно со шторами цвета жидкого меда.
В этот момент свет в окне погас.
Анджело бросил газету, мысленно помянул святых покровителей охотников и стрелков – Эгидия, Кристину, Евстафия и Губерта – и положил ладонь на спрятанную под пиджаком кобуру.
– Здесь темно! – сказала я, так и не придумав, как остановить любознательного братца в его неразумном стремлении ознакомиться с содержимым подозрительного чемодана.
Думала ли я, что там спрятан еще один труп?
Даже не знаю.
Если бы у меня было время на размышления, я бы поняла, что это маловероятно. В конце концов, предыдущий кадавр поместился в предыдущий чемодан лишь потому, что был карликовых габаритов. Я не знала, какова итальянская статистика по смертности среди лилипутов, но не заканчивают же все они свой жизненный путь в этом проклятом сквере?! И в этих проклятых чемоданах!
– Точно, так мы ничего не разглядим, надо вытащить его отсюда, – легко согласился со мною Зяма и энергично поволок чемодан из кустов.
Этот саркофаг тоже был на колесиках, и я испытала головокружительное ощущение дежавю.
– Не переживай, мы только до фонаря и обратно! – спинным мозгом уловив мое растущее беспокойство, заверил меня Зяма. – Посмотрим, что там, и сразу же вернем на место!
До ближайшего уличного фонаря от калитки идти было метров пятнадцать по тихой улочке, похожей на толстую змею: в средней части она была заметно выше, – то есть «толще», чем по краям, а черный асфальт блестел, как спина мокрой гадюки. Сбоку рифленной шкуркой тянулась полоска брусчатки, а за ней разявил треугольную пасть крутой овражек. В золотушном свете одинокого фонаря выглядело это все довольно-таки зловеще.
Болваны Паоло и Луиджи терпеливо играли в кошки-мышки: ждали, когда жертва сама откроет им дверь.
Врываться в квартиру с боем они не собирались, потому что Анджело велел им действовать тихо, а штурм бронированной двери и тишина – понятия несовместимые, это даже болванам было понятно.
Паоло и Луиджи засели на площадке между этажами. В подъезде было темно: свет на лестнице при появлении человека включался поэтапно и только на несколько секунд, необходимых для преодоления очередного марша.
Приговоренная «мышка» активно чем-то шуршала в квартире, но наружу пока не высовывалась. Ничего интересного в подъезде на шесть респектабельных квартир не происходило.
В отсутствие других объектов для наблюдения полукруглое окно во двор казалось волшебным фонарем, представлявшим живые картинки.
Сидя на корточках в противоположных углах лестничной площадки, болваны с необычайным интересом созерцали примыкавший к дому кусочек сквера.
Сначала их внимания удостоилась пышнотелая дама, выгуливавшая упитанную кривоногую собачку. Взгляд с высоты позволял заглянуть в обширное декольте синьоры и увидеть ее четвероногого питомца в виде жирной мохнатой гусеницы. Дама вкупе с семенившей перед ней собачкой, если смотреть на них строго сверху вниз, имели презабавный вид пышной голой попы, вилявшей лохматым хвостом. Эта комическая картина очень скрасила обоим болванам минуты тоскливого ожидания.
На Анджело, устроившегося на лавочке справа от калитки, они не заглядывались. Непосредственный начальник, самолично контролирующий выполнение подчиненными поставленной перед ними задачи, – далеко не самое приятное зрелище для этих самых подчиненных.
Двое с чемоданом ворвались в ограниченное окном поле зрения Паоло и Луиджи из глубины сквера, одним своим появлением произведя эффект, сопоставимый с прямым ударом в глаз.
– Это они! – воскликнул Паоло.
– Это она! – вскричал Луиджи.
И даже желудки их сердито заурчали, узнав свою обидчицу.
Паоло вскочил и выразительно посмотрел на Луиджи. Луиджи вскочил и выразительно посмотрел на дверь. Дверь осталась на месте и даже не дрогнула.
– Сначала убьем этих! – решил болван Луиджи и, прочитав в смородиновых глазах болвана Паоло горячее одобрение, тихо зашуршал вниз по лестнице.
До фонаря мы с Зямой и очередным таинственным чемоданом не доехали, остановленные внезапным появлением недобрых знакомых. Из подъезда навстречу нам выбежали брюнетистые пираты!
– Это они! – узнав наших преследователей, воскликнул Зяма.
– Это конец, – сказала я, угадав, что за пиццу с аконитом мне воздастся прямо сейчас и – сторицей. –
