Великая русская революция, 1905-1922

«Увы, — пишет Шульгин, — этот зверь был… его величество русский народ…»[623]

«Рядом с высказыванием В. В. Шульгина, — пишет Поляков, — я бы во всех учебниках по истории приводил слова А. Блока из знаменитой статьи «Интеллигенция и революция»..:

Почему дырявят древний собор?
Потому что сто лет здесь ожиревший
поп, икая, брал взятки и торговал водкой.
Почему гадят в любезных сердцу барских усадьбах?
— Потому, что там насиловали и пороли девок;
не у того барина, так у соседа.
Почему валят столетние парки?
— Потому что сто лет под их развесистыми
липами и кленами господа показывали свою власть…»

Действительно, две эти цитаты, приведенные вместе, лучше, чем что бы то ни было демонстрируют противостояние общественных групп, достигшее стадии полной несовместимости. Перед нами социальный антагонизм, переросший этап простого неприятия политической системы. Речь не идет уже о том, будет ли в стране монархия, или демократия, речь идет о том, кто получит в свои руки пулемет.

Это уже война — пока по большей части в головах, но уже и на улицах. Очень скоро она выплеснулась в масштабах страны.

Размышляя над вопросами хронологии Гражданской войны, Ю. Поляков предлагает свой взгляд на эту проблему. Первым актом противостояния он полагает «Насильственное свержение самодержавия, когда возник открытый раскол общества, главным образом по социальному принципу, когда выковывалось первое звено в цепи насилия, выковывалось из материала, накопленного в старой России (февраль — март 1917 г.)».

Далее — «усиление социально-политического противостояния в обществе, неудача российской демократии в ее попытке установить гражданский мир, эскалация насилия (март — октябрь 1917 г.); насильственное свержение Временного правительства, установление советской власти, новый раскол общества, распространение вооруженной борьбы (октябрь 1917 — март 1918 г.); дальнейшая эскалация насилия, террор с обеих сторон, локальные военные действия, формирование белых и красных вооруженных сил (март — июнь 1918 г.); время ожесточенных сражений между массовыми регулярными войсками, в том числе иностранными, партизанской борьбы в тылах, милитаризации экономики — время войны в полном смысле этого слова (лето 1918 г. — конец 1920 г.); постепенное, после завершения крупномасштабных военных операций, затухание гражданской войны, ее локализация и полное окончание (1921?1922 гг.)»[624].

Но будем объективны — это явно не последний вариант периодизации Гражданской войны в России. Ведь проблема не только в том, чтобы определить точную дату и время начала и окончания противостояния. Проблема в том, чтобы определить устраивающую всех дату — в условиях нашей идеологической неразберихи.

6. Расстановка сил: кто такие «белые», кто такие «красные»?

Наиболее устойчивым стереотипом в отношении Гражданской войны в России является противостояние «белых» и «красных» — войск, лидеров, идеи, политической платформы. Выше мы рассмотрели проблемы установления Советской власти на западных границах империи и в казачьих областях, из которых уже следует, что число противоборствующих сторон в ходе Гражданской войны было куда шире. В масштабах всей страны число действующих субъектов еще увеличится.

Ниже постараемся обрисовать весь спектр вовлеченных в противостояние сил. Но вначале отметим, что противопоставление «белые» — «красные» лишь на первый взгляд кажется обычным упрощением. В определенной трактовке событий оно вполне имеет право на существование, более того, именно так использовалось в многочисленных документах и публикациях, и нам следует разобраться, какой смысл революционеры начала XX века вкладывали в эти понятия.

Определения «белые» и «красные» были заимствованы российским обществом из работ К. Маркса и Ф. Энгельса, из их анализа Великой французской революции. Белый цвет являлся символом Бурбонов — правящей фамилии, на чьем гербе была изображена белая лилия. Французские контрреволюционеры, сторонники монархии, подняли этот цвет на свои знамена. Для просвещенных кругов Европы он надолго стал символом реакции, выступления против прогресса, против демократизма и республики.

Позже Энгельс, анализируя ход революции в Венгрии 1848?49 годов, писал: «Впервые в революционном движении… впервые после 1793 года (якобинский террор — Д.Л.) нация, окруженная превосходящими силами контрреволюции, осмеливается противопоставить трусливой контрреволюционной ярости революционную страсть, противопоставить terreur blanche — terreur rouge» (белому террору — красный террор)[625].

Понятие «красный» также было позаимствовано у французских революционеров. Принято считать, что красное знамя — это знамя Парижской коммуны (1871). Парижане, в свою очередь, еще во времена Великой французской революции (1789) позаимствовали революционный символ у восставших рабов Спартака, чьим вымпелом, поднятым на древко копья, был красный фригийский колпак, длинная шапка с загнутым верхом, символ свободного человека. Знаменитая картина Делакруа «Свобода, ведущая народ» («Свобода на баррикадах») изображает женщину с обнаженной грудью и фригийским колпаком на голове.

Вопрос обозначения революционных и контрреволюционных сил в России, таким образом, не стоял. С одним единственным нюансом: в канонической трактовке «белые» означало «контрреволюционеры, сторонники монархии». Но еще летом 1917 года этот ярлык был наклеен корниловцам — впрочем, пропаганда Временного правительства именно так и характеризовала участников мятежа, обвиняя их в стремлении задушить революцию и восстановить старые порядки.

В действительности, конечно, ни к какому восстановлению монархии Корнилов не стремился — он придерживался республиканских взглядов[626], хоть и понимал их весьма своеобразно. Но в пылу революции на такие нюансы мало кто обращал внимание — пропаганда преследовала конкретную цель, вешая ярлыки и запугивая обывателя только что свергнутым царизмом.

Впоследствии понятие «белые» в значении «контрреволюционеры» устоялось и активно использовалось для обозначения всех организаций, в отношении какой бы революции они ни выступали противниками и каких бы взглядов ни придерживались. Так, кроме собственно Белого движения — Добровольческой армии, в ходу были понятия «белофинны», «белоказаки» и т. д., при том, что это были совершенно разные политически, организационно и по декларируемым целям силы.

По большому счету к восстановлению монархии не стремилась никто из них, но одно дело — рациональное знание, и совсем другое — военная пропаганда. А потому, как известно, «Белая армия и Черный барон» снова готовили нам царский трон.

Эти нюансы в трактовках терминов нужно иметь в виду, рассматривая дальнейшие события. Для ранних советских источников, особенно для средств массовой информации и пропаганды, «белые» — это понятие обобщающее. С другой стороны, для эмигрантских источников, сосредоточенных на истории армии Корнилова, Деникина и Врангеля, принявшей определение «белые» как самоназвание (в