Адъютант генерала Май-Маевского

Белые, не жалея патронов, развили сильный огонь из Максима. Партизаны лежали в цепи за деревьями.

Я крикнул:

— Белогвардейцы, послушайте, что вам скажу! Колчак расстрелян, красные войска под Варшавой, за что вы бьетесь? За капиталистов? Бросьте оружие, переходите к нам, мы вам гарантируем жизнь. Сдавайтесь!

Меня перебили:

— Убирайся к такой-то матери, босяк! Семеновцы не сдаются.

— Ну хорошо, сволочь! Мы вас живьем возьмем! — при­грозил я. И, обернувшись к партизанам, гаркнул во всю глотку, на поучение белым:

— Не стрелять! Второй батальон, принимай вправо по балке, не выпускай бандитов. Окружить и взять жи­выми!— Последние мои слова заглушил треск пулеметного огня. Белые шпарили по балке, где не было ни одного партизана. Когда стрельба немного стихла, я крикнул:

— Первый пулемет, огонь!

— Та-та-та-та, — затрещал наш пулемет. И тотчас же партизаны быстро перенесли этот же пулемет на сто шагов влево, и опять команда:

— Второй пулемет, огонь!

— Та-та-та...

— Товарищ Макаров! Шахта зажжена. Приказано отсту­пать по дороге, какой шли!—быстро сказал посланный от Мокроусова партизан.

Отбежавши не менее четверти версты, мы встретились с т. Мокроусовым и присели на отдых.

Вдруг раздался мощный взрыв. Земля под нами загудела, как при землетрясении. Сверху посыпались камни. Минутный страх сменился общей радостью. В шахте было заложено около двадцати пудов динамита. Взрыв остановил добычу угля; Мокроусов с первых же дней нанес чувстви­тельный ущерб транспорту Врангеля.

Белая пресса умолчала о действиях краснозеленых. Лишь в одной из газет появилась маленькая заметка о казни двух офицеров, сбежавших во время штурма шахт.

Отдохнув в районе Чатыр-дага, Симферопольский полк двинулся к деревне Куру-узень. Около деревни Шумы мы порвали телеграфные провода. Скоро с одной из возвы­шенностей перед нами развернулось море. Алушта драз­нила наши аппетиты. Мокроусову очень улыбалось занять город, но для такой операции не хватало сил.  

ПАРТИЗАНСКИЕ БУДНИ.

По дороге в Улу-узень, мы высадили из экипажа четы­рех спекулянтов, ехавших за табаком для врангелевских частей. В экипаж посадили наиболее притомившихся партизанов. Нас очень хорошо встретили улузенские татары, но дали нам урок осторожности. Мокроусов навел справку у крестьян о захваченном нами белом солдате. Татары дружно его расхваливали.

— Человек якши!

Товарищ Мокроусов поверил и отпустил белого на все четыре стороны. А через несколько минут мы узнали, что из наших рук ускользнул контр-разведчик. В имении Козловых мы наткнулись на уютную семейную сцену. По­мещик с чадами и домочадцами лакомились в столовой тортами и шоколадом.

— Почему вы ворвались без доклада? — надменно спро­сили нас. Но, как уж водится, узнав краснозеленых, увяли.

— Товарищ Мокроусов! Козлова и его сына (вольно­определяющегося) направить в разведку? — обратился я к Мокроусову.

— Нет, Макаров. Их надо отпустить для примера. Они послужат хорошей агитацией среди белых, что мы зря не расстреливаем. Двумя больше, двумя меньше, — какая разница !

Во время переговоров с командующим, я подметил таин­ственные знаки управляющего. Он сообщил мне тайком, что в подвале хранятся старые вина. Партизаны погру­зили для себя два ящика, а остальное отдали беднейшим татарам. Вино разбиралось ящиками, бутылками и сно­силось в горы,

Козлову на прощание дали наказ:

— Если будут малейшие притеснения населению со сто­роны белых, то вы, как виновник этого, пощады от нас не ждите!

Козлов, трясясь, как в лихорадке, не верил еще в свое избавление, а семья его плакала. Пристав в Кучук-узени, штабс-капитан Гуляков, писал Галько о желании перейти к красным. По дороге к нему, мы с несколькими партизанами сняли в почтовом отделении телефон и велели открыть большой железный сундук с деньгами. Оказалось, что деньги сданы крестьянами для отправки переводами.

— Такие деньги нам не нужны,^:—пояснил я: — но если мы узнаем, что вы не отошлете их после нашего ухода по назначению, то мы можем притти еще раз и отправить вас к Колчаку для связи!

Ворота полиции были открыты; во дворе аккуратными стопками лежали винтовки и патроны. Вокруг оружия толпились стражники.

— Ни с места! — скомандовал я.

— Не расстреливайте. Я писал письмо через Галько Мокроусову и Макарову о сдаче.

— Не беспокойтесь! Я — Макаров, а вот и товарищ Мокроусов.

Командующий приказал штабс-капитану снять погоны. Стражники были зачислены в полк, а Гуляков прикоманди­рован к штабу.

Мы организовали здесь митинг, на который сошлось все население. Кажется, так восторженно нас еще нигде не встречали. На рассвете мы двинулись в Туак. Эта де­ревня, окруженная сплошным кольцом гор, утопает в зе­лени. Туакцы тоже приняли нас как дорогих гостей. Был даже сформирован Туакский мусульманский взвод.

Из Туака наш отряд расположился лагерем в районе бездействующего лесопильного завода. Глубокая разведка дала сведения, что нам желает сдаться отряд белых, сто­ящий в деревне Сартанах. Соединившись с другими фор­мируемыми полками, мы приготовились в случае, если белые не сдадутся, нанести удар с фронта и с флангов. Мы спустились цепью с горки к каменным постройкам экономии. Ни одного белогвардейца! Опасаясь попасть в засаду, я нарочно громко крикнул:

— Подтянуть резервный батальон для обхода имения!

Из-за скрытого гребня горы у имения застукало множе­ство пулеметов.

— Ложись, часто начинай! Пулеметы, огонь!

Завязался горячий бой, длившийся около трех часов. Беспрерывная стрельба с обеих сторон! Наши цепи, пере­бегая вперед, бросились в атаку, но сильный пулеметный огонь задержал нас. Некоторые партизаны подошли даже к зданию, но как без взрывчатых веществ преодолеть толстые каменные стены?!

За время боевой работы в Крыму мы научились в совер­шенстве применяться к местности и учитывать случайности. Перед наступлением на Сартаны, Мокроусов распорядился выставить секретные караулы и заставы на всех дорогах, прилегающих к лесу.

И подкрепление белых, намеревавшихся отрезать нас от леса, «напоролось». Под прикрытием огня, мы отступили в полном порядке, потеряв четырех убитых, в том числе т. Васильева, прибывшего вместе с Мокроусовым. Белые потеряли шесть человек.

Только мы расположились отдохнуть у лесопильного за­вода, как партизаны закричали:

— Смотрите, смотрите! Поцелуев ведет генерала!

Ко мне подвели высокого полковника генерального штаба в щегольском английском обмундировании. Поцелуев до­ложил, что полковник отделился от отряда, и разведка захватила его у родника, в тот момент, когда полковник спрашивал их:

— Стой, почему без повязки?

— Ты кто такой и как попал к роднику? —спросил я полковника.