— Вы были так любезны, открыв доступ к перчатке и уделив мне столько времени, — говорил Джереми Джонс молодому сотруднику музея, — что вам, наверное, небезынтересно взглянуть на готовые копии.
— Спасибо, это действительно очень интересно.
— Разумеется, это всего лишь театральный реквизит, — пояснил Джереми, открывая картонку. — Но они потребовали больше хлопот, чем обычно, потому что передние ряды партера непременно будут сравнивать их с подлинником.
— Скорее потому, что это ваше хобби, не так ли, Джереми? — с улыбкой вмешалась Эмилия.
Мистер Джонс развернул старый шёлк и показал аккуратно сложенные перчатки. Молодой ассистент склонился над ними.
— Думаю, передние ряды партера будут полностью удовлетворены. Копии просто великолепны. Откуда вы достали такой материал?
— Из запасов. Шёлковая ниточка там, жемчужина тут. В основном, конечно, фальшивые. Но блёстки действительно викторианские.
— На расстоянии не отличить от оригинала. Надеюсь, мистер Джонс, вы не испытаете искушения заняться подделкой антикварных редкостей: вы слишком искусны.
— Это единственный род занятий, который вызывает у меня отвращение.
— Рад это слышать. Насколько я понял, завтра сюда пришлют за перчаткой машину. Мне поручено доставить её в театр и проследить за её размещением. Вы не откажетесь составить компанию? Мне не хотелось бы делать это в одиночестве. Слишком уж большой шум подняли вокруг.
— С удовольствием, — согласился Джереми.
— В театре, кажется, будет наблюдатель, который проверит меры безопасности. Кто-то из полиции?
— По-моему, да, — сказал Джереми. — Я рад, что процедура будет обставлена так тщательно.
Предпремьерная лихорадка схватила Перигрина, но не за горло, как того требует чистота жанра, а самым прозаическим образом: с ним приключилось нечто вроде медвежьей болезни.
В половине седьмого утра во вторник мистер Джей посмотрел на себя в зеркало и с отвращением увидел вытянутое, серо-зеленое, покрытое мелкими морщинками лицо с тёмными кругами под глазами. Неприглядную картину дополняли щетина, впалые щеки и белые губы. Шарма явно не хватало.
Пять часов тому назад закончилась генеральная репетиция. Через четырнадцать часов поднимется занавес, после чего в следующие двадцать четыре часа на автора и постановщика обрушится сокрушительный поток критики.
«Боже, Боже мой! Зачем только я написал эту кошмарную вещь!»
Пережить этот день казалось решительно невозможно. Делать что-либо — мучительно, не делать — ещё хуже. Нужно позаботиться о цветах, послать телеграммы, ответить на телефонные звонки. А затем слоняться по любимому театру без цели, без связных мыслей, отделываясь от всяких встреч, и время от времени подкрепляться виски.
Перигрин попытался было лечь обратно в постель, но почти тут же вскочил, побрился, принял душ, оделся, испытал невероятный приступ сонливости, лёг и тут же понял, что обязательно должен пройтись.
Он снова встал, прижал ухо к двери Джереми, услышал его храп и тихонько спустился по лестнице, чтобы затеряться в звуках и запахах раннего утра, возле реки, в переулках, улочках и улицах. Рассвет был свеж и ясен, день обещал стать тёплым. Перигрин добрался до любимого местечка, с которого открывался вид через Темзу. Теперь уже не приходилось напрягать зрение, чтобы отыскать отремонтированный, свежевыкрашенный театр, а позолоченный флагшток «Дельфина» сиял так, словно его специально подсветлили. Вот по нему что-то скользнуло, и на ветру затрепетал их новый флаг: чёрный дельфин на золотом фоне. Джоббинс был точен, поскольку именно в этот момент Биг Бен и все колокола города звонко отсчитали восемь ударов. Момент был волнительный, и Перигрина охватило редкое, странное, но вместе с тем радостное и трепетное предчувствие удачи, хоть он и побоялся себе в этом признаться.
Перигрин был пронзительно счастлив. Он пылал любовью ко всему человечеству, а более всего — к Эмилии Дюн, и, окрылённый этим ощущением, бросился обратно на свой этаж, насвистывая мелодию из «Риголетто».
— Как, хвост морковкой?! — встретил его Джереми. — Ты ещё можешь радоваться?!
— Могу и радуюсь!
— Да будет твоя радость долгой.
— Аминь.
Завтракать мистер Джей был решительно не в состоянии. Даже кофе казался противным. Ровно в девять Перигрин собирался быть в театре, поэтому вышел заранее, а Джереми отправился в музей, чтобы взять там вместе с Эмилией и ассистентом бесценную перчатку. Он тоже искрился и трясся от премьерной лихорадки.
Театр уже заполнили уборщицы и аранжировщики с цветами в руках. Поднимаясь по лестнице, Перигрин услышал, как в его кабинете звонит телефон. Бар был забит ящиками и коробками, а на верхней площадке Джей натолкнулся на два уже раскрытых контейнера с лоснящимися бронзовыми дельфинами на узорчатых железных пьедесталах, — дар мистера Кондукиса — которых Гринслэду было поручено заказать у «лучшего мастера». Последний вполне справился со своей задачей: дельфины, правда, выпадали из общего стиля, однако были достаточно декоративны и похожи сами на себя, чтобы не приводить в смущение окружающих. Перигрин и забыл, что сам распорядился поставить их по обеим сторонам лестницы.
Он пересёк фойе и вошёл в свой кабинет.
Уинтер Моррис уже сидел за столом. Он был не один. В комнате находился очень высокий, элегантно одетый тип с властным взглядом, который вежливо поднялся при появлении Перигрина.
«О, Господи, — подумал Перигрин, — ещё какая-то шишка от Кондукиса!»
— Привет, старина, — поздоровался Моррис. — Ты очень кстати. Мистер Перигрин Джей, суперинтендант Аллен.
Глава 5
Кульминация
Аллен был знаком с миром театра. Ему доводилось принимать участие в четырех полицейских расследованиях, где главные роли играли актёры (причём слово «играли» следует понимать как оперативный термин). В итоге Аллена стали считать в Скотленд-Ярде специалистом по данной разновидности человеческого рода.
Впрочем, в «Дельфине» он оказался вовсе не по этой причине. Дело в том, что лет пять назад дом мистера Вэссила Кондукиса на Друри Плэйс подвергся ограблению. На место происшествия был послан инспектор Аллен, который умудрился за двадцать четыре часа не только поймать вора, но и вернуть похищенное. Мистер Кондукис тогда отсутствовал, однако, вернувшись, попросил Аллена прийти, вероятно,
