представляю. Подводим итог, а по-современному – резюме. Меня бьет, тебе изменяет. Ревность.
– Я же не виновата, что многим нравлюсь, – завела обычную свою волынку Агата. – Успехом пользуюсь у многих. Но ты же, Профессор, на меня не запал, правда?
Они сели на пустую скамейку.
Он молча отломил прутик и вывел на снегу рисунок. Похоже на репу, а может быть, это была свекла? Или редиска? Но скорее всего, это было сердце. Агата догадалась, что это оно, сердце. Редиска и репа не бывают пронзенными стрелой. А сердце бывает, и даже часто.
В конце аллеи Сложных отношений появился Барбосов, а с ним Надя-Сфинкс. Оля тоже подходила к скамейке, где сидели Агата и Юлий Цезаревич. Он быстро затоптал сапогом сердце, пронзенное стрелой, но Агата все же успела сказать:
– Влюблен, ежику понятно. Только не пойму в кого. В Юну? Или в другую девочку?
– Сам не пойму, – пробурчал Профессор. – Все девчонки красивые.
– Про что вы говорите? – у Нади-Сфинкса от любопытства вытянулась шея.
– Почему сидите вдвоем? – с подозрением спросила Оля.
Пришла Анюта балетная, такая тоненькая и легкая. И сразу сказала:
– Ты прав, Профессор – все девочки красивые. Но не все изящные, грациозные. Балет очень много дает фигуре.
– Говори понятно, – забурчал Барбосов, – грациозные еще какие-то. Я таких слов вообще не знаю, за всю жизнь не говорил и не слышал. Обошелся без них.
– Слушай, – обратилась Оля к Профессору, – ты можешь предсказать будущее вон той девочке? – Она кивнула на Юну, которая, как обычно, стояла в сторонке и все слышала, но не вмешивалась. – Юне предскажешь?
– Или слабо? – зашумели все.
– Выбираешь, кому предсказать, а кому нет!
– Нечестно! По именам предсказывай всем подряд!
– У каждого человека есть имя!
– И у животного есть имя! – под скамейкой уже лежал пес Степа.
Почему мялся и не раскрывал свою толстую таинственную книгу Профессор? Какая тайна была в его голове с хвостиком? Наконец он сказал:
– А может, Юна сама не хочет никаких предсказаний? Она не просит, а вы ко мне пристаете. – Он с надеждой взглянул на Юну, он даже подмигнул ей, приглашая в сообщницы.
– Почему же не хочу? Все хотят предсказаний, а я, значит, не хочу? Нет уж. Давай, Юлий Цезаревич, раскрывай свою книгу и говори мне всю правду, – произнесла Юна и насмешливо уставилась на Профессора.
А он по- прежнему молчал и не раскрывал книгу.
Ждать было скучно, и Надя-Сфинкс стала разглядывать на снегу остатки рисунка. Видно, Юлий Цезаревич не до конца затоптал сердце, пронзенное стрелой.
– Свекла! – предположил Барбосов.
– Редька, – решила Анюта балетная.
– Репа! – завопил Леха, он примчался, запыхавшись, и захотел быть самым догадливым, ведь обе девочки были здесь – красавица Агата и красавица Юна.
– Эх вы! – смеялась Агата. – «Репа», «Свекла»! Ничего не понимаете в человеческих великих чувствах. Это сердце! Сердце, пронзенное стрелой, вот что это такое!
– Любовь!
– Морковь!
– Не морковь, а сердце!
– Пронзенное стрелой, блин, – добавил Барбосов.
– Агата! Это ты нарисовала? – насели на нее девчонки. – Это твое сердце пронзили?
– За ней хвостом мальчишки бегают, а она страдает от безответной любви!
– Отвяньте от Агаты, – Профессор вынужден был признаться. – Это мое сердце, я нарисовал. И не ваше дело, надоели.
– Грубишь? – Барбосов встал напротив Юлия Цезаревича. – Грубить некультурно.
– А сам? – Профессор не боится Барбосова. – Ты самый грубый на всем бульваре. Ты и боксер Кинг. Он тоже рычит и угрожает всем!
– Это не грубость, – вступилась Надя-Сфинкс. Она всегда и во всем на стороне Барбосова, – это мужественность.
– Значит, Профессор запал на кого-то! – продолжали ехидничать девчонки.
– Гадал-угадывал! Рассказывал-предсказывал! И сам втрескался! Класс!
– Теперь признавайся, в кого влюбился? В Агату? Как все? – не отставала Оля.
Закончив лекции, пришла Князева и сразу включилась в разговор:
– А мне лично не нравятся мальчишки, которые за всеми бегают. Любовь должна быть к единственной девочке. А у нее – к единственному мальчику.
– Нудная ты, Князева, – отмахнулась Агата, – скучный человек. Скорее бы возвращался твой Салат, при нем ты не такая зануда.
– Профессор сказал, скоро вернется мой Салат, – гордо сказала Лидка. – Я в предсказания верю.
– Эй, Профессор, предскажи, как будет вести себя Юна? Ответит она тебе взаимностью?
– Этого я сказать не могу, – бормотал Профессор не очень внятно. Так иногда говорят те, кто не хочет, чтобы их поняли. А вовсе не отвечать на вопрос, они считают невежливым. Так их в раннем детстве научила мама: если спрашивают – нужно отвечать. Вот почему Юлий Цезаревич часто мычит и мямлит. Но сейчас он увидел, что одним меканьем сегодня не отделаться. Он внятно произнес: – Не могу открыть секрет. Нельзя.
– Почему? Почему? – спрашивали вокруг. – Наши секреты по книге раскрываешь почти все. А этот не можешь? Говори – почему?
Деваться было некуда. Леха уже сжал руки в кулаки. Барбосов прямо сказал:
– Врежу. Потому что несправедливо.
Профессору пришлось признаться:
– Это не мой секрет, а чужой секрет я не выдам. Все, окончен разговор. – Он поднялся, чтобы уйти.
Но тут Юна из-под березы вдруг сказала:
– Это мой секрет, а не Профессора. И он его не раскрывает, потому что Профессор – порядочный.
– Ха, не люблю порядочных, – фыркнула Лидка.
– Если чужие секреты не рассказывать, со скуки в два дня помрешь, – сказала Сфинкс.
– Чужие секреты – это сплетни, – самый умный Гриша прав, все с ним согласны.
Но Агата призналась:
– Без сплетен никак нельзя. Если я не посплетничаю, у меня настроение портится.
– И у меня!
– А я вообще до слез дохожу! – выкрикнула Оля, и это была правда. – Не могу жить без вранья и без сплетен. Профессор, открой нам секрет Юны, – Оля бросила на него умоляющий взгляд.
– Ни за что и никогда, – уперся Юлий Цезаревич, – не для того человек знает тайну, чтобы разбалтывать ее первым попавшимся любопытным сплетникам.
– Мы не первые попавшиеся! – обиделись шестиклассники.
– И не такие уж мы сплетники!
– Ашники гораздо больше сплетничают. Они позволяют себе не только сплетни, но и клевету.
– Особенно Ленка-ашница. – Анюта балетная презрительно сощурилась. – Ленка про меня говорила, что Валентин-Константин, мой лучший друг и верный партнер в балете, уронил меня в «Спящей». Это клевета и ложь! Валечка-Костечка прекрасно поддерживает меня и на репетициях, и на спектаклях, и ни разу не уронил! А Ленка умирает от зависти, вот и все.
Юлий Цезаревич стоял на дорожке, на плече красный рюкзак, а в нем толстая книга предсказаний и обещаний.
– Уходишь? А Юне предсказать не можешь? Ни про успехи в школе, ни про счастье в личной жизни! – У Лидки Князевой бульдожья хватка, она вцепилась в Профессора и держала его за рукав. Он попытался освободиться, но тщетно. А все ждали, чем это кончится.
И тут Юна не выдержала:
– Моя тайна, я ее сама скажу.
Любопытство засверкало в глазах у всех. Все-таки узнавать тайны любит каждый. Профессор, освободившийся от Лидкиной цепкой руки, отошел и встал рядом с Юной. Она была особенно красива сегодня: сияющие глаза, пушистые ресницы, тоненькая, стройная, легкая. И все ждали от нее тайны. А она засмеялась и сказала:
– Непременно открою вам свой секрет. Но не сейчас, а в другой раз.
– Ну вот! Разводка!
– Нечестно! Сама же обещала!
– Наврала!
– Не наврала, просто отложила, – уточнила Юна и исчезла.
Она умеет уходить незаметно, как будто растворяется в воздухе.
Все помолчали, потом включили плееры и стали танцевать. Леха танцевал без пары, он от души подпрыгивал, размахивал руками. Он старался быть ближе к Агате, но надеялся, что она этого не заметит. Она заметила и сказала:
– Бедный Леха, он фанатеет от двух девочек сразу, разрывается Лехино сердце.
– Пронзенное стрелой, – тут же добавила Оля. – Он вьется около Агаты, как пчелка вокруг цветочка.
Леха понял, что все замечают его хитрости и нагрубил:
– Пусть все девчонки застрелятся из кривой кочерги. Вот так!
И вдруг Агата закричала:
– Догадалась! Я догадалась! Я знаю, почему Профессор этой Юне никогда и ничего не предсказывает! Знаю!
Все замерли и уставились на Агату:
– Скажи!
– Не тормози!
– Знаешь – говори!
Агата обвела всех веселым взглядом. И хорошенькое фарфоровое личико Анюты балетной, и хмурая физиономия Барбосова, и притворно-безразличный взгляд Лехи, и горящие любопытством голубые глаза Оли были в нетерпении.
Агата молчала, и все молчали, как будто боялись спугнуть Агату. Как будто она могла улететь, как птица или бабочка. Но она все еще стояла на дорожке и улыбалась. Потом сказала:
– Но ведь это чужой секрет! А я порядочная девочка. И не имею привычки рассказывать чужие тайны. – Она засмеялась и пошла по дорожке.
Леха, как пришитый, отправился за ней. Так бывало и в прежние прекрасные времена. Он шел за Агатой и притворялся, что идет не за ней, а просто гуляет по дорожке Важных встреч. Он смотрел на небо, на Суворовну и Кутузовну, пригревшихся на солнышке, гладил Степу, который трусил за ним.
– Хоть мне-то скажи, Агата, – бубнил он, стараясь не выдать свой интерес к этой теме.
– Леха, а почему для тебя надо делать исключение? – усмехнулась она. – Ты вовсе не
