— Да, Малыш, — тихо ответил Джерет, заставив ее покраснеть.
Он засмеялся и погладил Кортни по руке:
— Как ты моментально краснеешь.
— Знаю, но ничего не могу с собой поделать. Думаю, когда-нибудь научусь сдерживаться.
— А мне нравится. Всегда могу определить, о чем ты думаешь.
— Что ж, придется смириться с этим.
Зазвонил телефон, и Джерет поднял трубку. Его односложные ответы «да», «спасибо», «нет», «я увижу маму Райана Мида и все ей передам» заставили Кортни заволноваться. Джерет положил трубку и сказал, глядя в окно:
— Выпало слишком много снега, школьный автобус не придет. Дети останутся ночевать в школе.
Мысли Кортни устремились к сыну: «Накормят ли их? Тепло ли он одет?»
— Не надо так волноваться, Малыш. Вот уж повеселятся они вечером! Сегодня я очень рад, что не стал учителем.
Кортни смотрела на рой снежинок за окном и думала о Райане: как он там? поладит ли с остальными детьми? Потом повернулась и… утонула в голубых-голубых глазах.
Глава 10
— По дороге тебя занесет снегом, Малыш, — тихо сказал Джерет.
Кортни задохнулась, во рту пересохло, сердце ее громко стучало. Мысль о том, что проведет с Джеретом всю ночь, обожгла ее. Словно издалека прозвучал низкий, с хрипотцой голос:
— Мы поставим какую-нибудь пластинку, разведем в камине огонь и будем смотреть, как падает снег.
— Сначала я помою посуду.
— Забудь о ней.
— Не могу. Да это и займет не больше минуты.
Джерет улыбнулся:
— А мою жизнь ты собираешься привести в порядок?
Ошарашенная, Кортни уставилась на него. Не ожидая никакого ответа, Джерет, тихо сказал:
— Пойду разожгу в камине огонь.
Пока Кортни мыла на кухне посуду, эти слова неотступно звучали в ее ушах, заставляя сердце бешено стучать. Она разбила стакан, ополаскивая чашки, забрызгала весь свитер водой, уронила пустую бутылку и, в довершение всего, споткнулась, больно ударившись о стул.
— Что с тобой, Малыш? Успокойся, — сказал вошедший в кухню Джерет. — Твои нервы сейчас лопнут и ты рассыплешься на мелкие кусочки. Я развел там, в гостиной, чудесный огонь, приготовил замечательное вино. Снегу навалило полным-полно. Хочешь поиграть в снежки? Или посмотреть, как падает снег? А может, построим во дворе снежную бабу?
— Пойдем посмотрим на снег, — ответила Кортни, и улыбка на лице Джерета подсказала ей, что именно это он и хотел услышать. Его пристальный взгляд открыто говорил о вновь возникшем желании, о том, что недавнее полное удовлетворение уже улетучилось. Тайными путями его состояние тут же передалось Кортни: стало невыносимо жарко, кровь забурлила.
Обняв за плечи, Джерет повел Кортни в гостиную, где в камине уже плясал огонь, трещали дрова и оранжевые языки пламени, поднимаясь вверх, исчезали в трубе. Он отодвинул софу и прямо на полу расстелил коричневое, стеганое ватой одеяло. Два стакана с вином стояли на каминной полке.
— Ты хотел поставить пластинку, — напомнила Кортни, чтобы хоть как-то нарушить повисшую в комнате тишину. Но произнесенные слова не имели никакого значения. Она остро чувствовала, как соскучилась по нему. Воспоминания о его ласках ожили в ней, Кортни вся трепетала, хотя осторожная натура и пыталась удержать сердце, полное желания.
— Где у тебя пластинки? — спросила она.
— Посмотри в шкафу, — ответил Джерет, опустился на одеяло и потянул ее к себе. Кортни присела, поджав колени, и заглянула в потемневшие глаза.
— Мне нравится покой, тишина, вот как сейчас, Малыш, — сказал Джерет. — Нравится треск огня в камине, когда снаружи падает снег, — он вытянул ноги, осторожно устраивая раненую. Правую руку положил на ее колено, провел пальцами по внутренней поверхности бедра. Не отрываясь, Кортни смотрела в окно, где мириады кружащихся снежинок падали на землю в замысловатом танце. Даже сквозь плотную джинсовую ткань она чувствовала нежность прикосновений, вызывающих в ней почти электрические разряды.
— За старушку Зиму, — произнес Джерет, протянув ей стакан.
— И за «старину» Кэлхоуна, — в тон ему ответила Кортни.
Рассмеявшись, они чокнулись. Кортни медленно поднесла стакан к губам и отпила вино под пристальным взглядом голубых глаз. Ей было жарко не от огня — открытая шея, видневшаяся в вырезе рубашки, темные волосы на груди, мягкие и притягательные, широкие плечи — завораживали ее, хотелось трогать твердые мускулы, скрывавшиеся под гладкой загорелой кожей. Маленькими глотками Кортни пила вино. О чем думал Джерет, отрешенно глядя на огонь? Как узнать его мысли?
Взгляд его вновь обратился к Кортни — и каждый нерв ожил в ее теле, каждый волосок затрепетал в золотистом потоке, падающем на плечи. В восхищении Джерет любовался и простотой ее одежды, и отсутствием всякой косметики, и босыми ногами. Дыхание Кортни стало частым и неровным. Она вновь поднесла вино к губам, но Джерет забрал стакан у нее из рук и поставил на полку рядом со своим. Кровь застучала у Кортни в висках.
Джерет протянул руки, и через секунду Кортни почти растворилась в его объятиях. Это было так хорошо и естественно, как падающие за окном на землю снежинки. С восторгом Кортни вернула поцелуй, словно одаряя Джерета возникшим между ними волшебством. Она лежала в его объятиях, касаясь его обнаженного бедра, плечом — его плеча, их ноги переплелись. Ни о чем не думая, Кортни смотрела на падающий снег, наслаждаясь теплом его сильного тела, наблюдая, как снежинки оседают на оконной раме.
— Прощайте, перец и вино, — тихо пробормотал Джерет.
Прошла целая вечность, прежде чем смысл его слов дошел до Кортни.
Она заморгала, повторяя про себя скрытое в них обещание, затем повернулась к Джерету лицом, приподнявшись на локте:
— Нет!
— О черт, приехали! — подбородок Джерета упрямо дернулся. Он яростно накручивал себе на руку прядь длинных светлых волос. — Мы, конечно, очень разные. Но то, что произошло, — намного важнее. — Голос его звучал так серьезно, что у Кортни дрогнуло сердце.
— Джерет, мне сложно это объяснить… Сейчас у нас с тобой есть ночь, больше я не могу думать ни о чем. Ведь существуют еще Райан и Гай, и к ним это тоже имеет отношение. У нас с тобой — только ночь.
— У нас с тобой больше, чем ночь, Кортни, — командным тоном мрачно заявил Джерет, и Кортни тихо рассмеялась.
— Ты сразу превращаешься в репейник! Как многого я о тебе еще не знаю.
— Спрашивай.
— Я не знаю, где ты родился…
— В Нешвилле, Теннесси, округ Дэвидсон, — Джерет принялся рисовать пальцем кружки у нее на плече. Нежность этих прикосновений отвлекла ее внимание. — Да, еще ты знаешь, что лежит в моем холодильнике, — продолжил он, — что я ношу, мой сахарный характер. Мои черные плавки и мои шрамы — один на плече, а другой…
— Прекрати! — Кортни смотрела на огонь, на тлеющие в камине угли. Упало полено, рассыпав в разные стороны пляшущие искры.
