властью. Тот же патриарх, тот же синод, и т. д. Поэтому есть возможность обращения к ним. То есть, мы должны все это делать законно, по инстанциям. Ну и, конечно, я могу сказать, что в каких?то исключительных случаях, и священник может. Но, опять?таки, мне бы не хотелось обличать. Вы знаете почему? Хорошо, если человек имеет смирение, он тогда и обличит с любовью, которая не уязвит. Мы же, когда смирения этого не имеем, очень часто превращаем обличение в оскорбление, в раны человеку. Получается, знаете такое – сверху вниз, вот я на сколько лучше, чем вы, паршивцы! Вот это беда! Поэтому по всем вопросам, когда дело касается осуждения, обличения, нужно относиться с огромной осторожностью. Ведь все мы больные, только себя мы не видим, что больны, а их видим. Мы христиане и то не можем с страстишкой справиться, а они мирские люди, да еще подчас неверующие. А мы от них часто требуем христианского идеала. Мы себя не видим… Если бы мы видели насколько мы больны, то, наверное, с гораздо большим снисхождением, и великодушием, и разумностью относились бы и к тем, кто выше нас и к их поступкам.
Суть жертвы Христовой
В прошлый раз мы занимались обсуждением вопроса, который кажется, сам по себе не имеет существенного значения, но приобретает таковое, когда мы обращаемся к пониманию существа жертвы Христовой. Речь идет о том, какую природу принял Бог Слово, воплощаясь здесь на земле. Есть две точки зрения. Одна настаивает на принятие неповрежденной человеческой природы, объясняя это тем, что Бог не может соединиться с чем-то несовершенным, с чем-то поврежденным, тем более когда мы употребляем такое страшное слово, как 'грех', Бог не может соединиться с чем-то греховным. Этот страх проистекает из того, что подчас мы не понимаем насколько разные смыслы влагаются в одно и тоже понятие слово — грех. Единственным грехом, оскверняющим человека, т. е. делающим его нечистым и перед самим собой и перед Богом, это грех личный, т. е. тот, который совершается с пониманием, с сознанием, с свободным произволением человека, с сочувствием тому, что противно и совести, и закону Божию, и законам человеческим, т. е. грехом в подлинном смысле слова является только личный грех. Следующие же понятия, такие как родовой и первородный грех имеют совершенно другой смысл. Это не то, что мы назовем нравственным преступлением или духовным падением, а это повреждение самой природы человеческой, которая в результате этого не оскверняется, не становится нечистой нравственно или духовно, а является поврежденной.
Идея, что Бог Слово не может соединиться с чем-либо греховным нашла свое выражение в целом ряде высказываний. Особенно настаивали на этой точке зрения монофилиты, автартодокеты, люди еретического направления мышления. Хотя в первое время эти мысли могли встречаться даже у тех, кого Церковь впоследствии причислила к лику святых, поскольку, такие сложные, тонкие вопросы не сразу осмысливались, не сразу осознавалось, что может следовать из принятия той или другой реальности.
Подавляющее большинство святых отцов говорят одно и тоже, что Христос воспринял поврежденную нашу человеческую природу. Они исходили, в частности, из высказывания апостола Павла: 'ибо не Знавшего греха Он сделал за нас грехом'[1] (2 Кор. 5, 21). Афанасий Великий — столп Православия, один из тех людей не так многих в церкви, суждения которого принимаются во всей полноте и во всем объеме, у него не находим мы того, что находим мы подчас у других отцов, так называемые свои собственные точки зрения, теологумены, или те вещи которые в последствии были не приняты церковью. Афанасий Великий, ученик Антония Великого писал:
«Какой долженствовал быть конец тела, по снисшествии в него Слова? Не могло оно не умереть, как смертное, и за всех приносимое на смерть, на что и уготовал его Спаситель. Посему-то, хотя умерло тело, как смертное, однако же ожило, по причине сущей в нем жизни».
Вот что пишет Афанасий Великий — один из самых авторитетных отцов церкви.
Рассмотрим главный вопрос, который уже почти решен, на основании предшествующих исследований. Вопрос самый главный: о Жертве Христовой, о понимании ее смысла, о том, почему она была необходима и кому была принесена, и почему Бог не мог Своею властью совершить спасение без этой жертвы.
Это центральные вопросы для понимания всего христианского вероучения.
Во-первых, речь идет о том, что Бог Слово добровольно принял эту нашу поврежденную природу, т. е. с первородным грехом? Конечно, добровольно. Никто не мог Бога заставить. А что произошло в результате восприятия этой природы? Бог воспринял поврежденную природу для того, чтоб это повреждение, этот первородный грех был исцелен, был уничтожен. Чтоб человек через это исцеление, восстановление мог войти в полное единение с Божеством, то единение, к которому человек и призван от начала своего творения.
Мы знаем, что существует параллельная точка зрения, которая связана с так называемой идеей выкупа или удовлетворения.
В трех основных конфессиях современного христианского мира употребляется три разные термина, которые хорошо выражают существо их понимания Жертвы Христовой.
В Католическом Богословии — искупление, т. е. выкуп. В Протестантском Богословии — оправдание, термин связан с юридической практикой. В Православном Богословии — спасение.
В католическом Богословии остается учение о том, что Христос воспринял неповрежденную природу. То отсюда становится очевидным, что же Он сделал? Только одно — принес удовлетворение Отцу за то преступление, которое совершил первый человек. Этим преступлением, по католическому Богословию, человек подпал под власть дьявола, оскорбил правосудие Божие и, следовательно, своей жертвой Бог Слово и совершил выкуп принеся удовлетворение правосудию Божьему.
Правда, когда вопрос касается того, кому же выкуп принесен, тут наступает смятение. Ибо выкуп должен быть принесен тому, у кого в плену. Католические богословы стоят перед весьма деликатной реальностью: что же Бог Слово должен принести выкуп дьяволу? И вот эта деликатность, эта недоговоренность остается по настоящее время. Если взять в руки современное издание католического катехизиса, на весь огромный объем информации, которая содержится там, мы не найдем, к сожалению, прямого ответа на этот вопрос, потому что они в растерянности: утверждать то, что Бог Слово, восприняв человеческую природу принес выкуп, звучит абсурдно, в то же время согласиться на ту трактовку, которая традиционно всегда имела истории церкви трудно — огромная инерция Богословской мысли, которую остановить не так просто. Говорят, что еще идет редактирование этого катехизиса, и это не окончательная редакция и еще будут соответствующие дополнения. Итак, здесь идея выкупа.
Если взять точку зрения протестантскую, то там настаивается на идеи оправдания. Она проистекает вот откуда. По католическому богословию Христос принес удовлетворение за первородный грех, и всякий, кто принимает эту веру и крестится, освобождается от этого первородного греха, т. е. этот первородный грех у него исчезает, прощается. Лютер, Меланктон и другие творцы реформации XVI столетия, поставили очень законный вопрос, который заключается в следующем: неужели у Христа хватило заслуг лишь настолько, чтобы освободить от первородного греха? Конечно же их больше, и они объявили — каждый верующий освобождается не только от греха первородного, но и от всех личных грехов — как? — оправдывается. Не очищается, а оправдывается. Основная идея сводится к тому, что верующему грех уже не вменяется в грех.
По этому поводу патриарх Сергий Страгородский, когда был архимандритом и написал свою знаменитую книгу «Православное учение о спасении», горестно восклицал: «Какой ужас! Что предлагается нам в качестве идеала, в качестве будущности человека, что предлагается? Оказывается оставаться во грехе всю вечность и быть с Богом. Что за абсурд? Ради чего же Он пришел? Оправдание — это же не исцеление. Причем оправдание каким образом, не потому что человек не винен, а потому что Христос, оказывается, приносит Свое всемогущее оправдание человеку и заменяет, так сказать, человеческий грех
