— Хорошо… Я посмотрю, — кисло ответил заведующий и, отложив бумаги, принялся за неоконченный кроссворд в «Огоньке».
— Пошли, комиссар, — сказал Пашков Свете, — рабочий день кончился.
— Одну минуточку, — остановил его заместитель. — Вы случайно не знаете? Персонаж Гоголя из девяти букв? Четвертая «а».
— Собакевич! — хладнокровно бросила Светка.
— Ну?! Благодарю вас, барышня!
На улице Светка сбивчиво начала рассказывать. Александр Иванович понял, что случилась действительно неприятная вещь. Коля Архипов потерял казенные деньги — сто шестьдесят рублей.
— Что же теперь делать? — спросила растерянно Света. — У него мама больная… Он и школу из?за этого бросил…
— Света, что?нибудь придумаем. Сегодня у нас как раз совет командиров…
придумали операцию «Газета». И уже через день в трамваях, в автобусах и прямо на улицах появились юные продавцы газет в голубых рубашках.
— Покупайте молодежную газету. Сегодня вы прочтете… — раздавались звонкие мальчишеские голоса.
Кое?кто осуждал эту затею. Говорили, что от этого попахивает Западом. И это дало возможность гражданину Кубышкину написать еще одну жалобу в очередную инстанцию. А по утрам, когда в трамвае или автобусе не было видно мальчишек, продавцов газет, пассажиры спрашивали: «Почему сегодня «Молодежку» не продают?»
В начале августа испортилась погода, пошли дожди. Из района приходили тревожные сообщения: срывался сенокос. И тогда на совете командиров Валька Чернов предложил операцию «НБДПС». Расшифровывалось это так: «Не боимся дождя — поможем совхозу». На следующий день старшие ребята выехали в пригородный совхоз «Чайка».
Двое суто^с трудовой десант «Искателя» мок под дождем. На третий день засияло солнце. И отряд уехал из совхоза хоть и поредевшим, но победителем.
Александр Иванович любил наблюдать, как рождается у ребят новая мысль: порой робкая, порой гбрячая и безудержная. Он и сам загорался, в минуты жаркого спора мало чем отличаясь от своих «подчиненных».
И вот снова двенадцать командиров и комиссаров сидят в старом редакционном параже под шиферной крышей.
— Встать, смирно!
— Вольно! — Пашков прошел на свое обычное место.
Первый докладывал Валька Чернов. Он весь день пробыл на реке. Конопатил с ребятами баркас — флагман будущей флотилии. Потом Зинка — большая сообщила о работе бюро добрых услуг, потом Костька Павлов…
После рапортов Пашков поднялся.
— Вот какое дело, товарищи командиры! У Николая Архипова пропали казенные деньги… Положение у него дома плохое. Надо как?то помочь. Ваше мнение?
— А сколько денег? — спросил Паганель.
— Сто шестьдесят рублей.
— 0–го!.. Сто шестьдесят! — протянул Толька Огурцов. — Где же их взять?
— Может, сбор устроить, со всех понемножку, — предложила Зинка — болыпая.
— Ребята! — вскочил Никита Березин. — У нас же есть заработанные отрядом деньги… девяносто четыре рубля.
— Правильно! Отдать их Коле! — сказал Валька Чернов.
— Конечно, отдать! — поддержал его Костька. — Остальные соберем.
— Возражений нет? — спросил Александр Иванович.
— Нет! — хором ответил командный состав.
После совета Пашков со Светой и Толькой Огурцовым на «газике» поехали к нему домой.
— Подождите меня, я сейчас, — сказал Александр Иванович, вылезая из «газика».
Вернулся он быстро и протянул Свете маленький сверток.
— Держи, тут вся сумма. Отдашь Архипову.
— А где же остальные взяли? — спросил Толька.
— Из золотого запаса, — усмехнулся Пашков.
Деньги он взял из суммы, отложенной на костюм.
На углу Каретного переулка Пашков притормозил.
— Счастливо, ребята!
— До свидания, Александр Иванович!
Камень бросать в окно разрешается
то шестьдесят рублей лежали в его кармане. Осталось только подняться по лестнице, начать на кнопку звонка. Отдать. Нет, швырнуть в Лицо. Коля даже представил себе, как красные десятирублевки разлетятся веером пр полу. И тот будет, ползая на коленях, собирать их. Он любит деньги.
Коля посмотрел на освещенное окно. И ему нестерпимо захотелось схватить камень и швырнуть в это окно, но он продолжал стоять посредине двора.
Зачем он врал, что потерял деньги? А ребята, как это они? Он никогда не мог подумать, что вот так бывает. Знать человека каких?то три недели и отдать ему все заработанные деньги…
Он еще раз посмотрел на освещенное окно. И вдруг почему?то стало легче, будто сразу порвались какие?то невидимые нити, связывающие его с этим окном. И стало странно, что вот до этой минуты кто?то мог ему приказывать, заставлять думать по — своему, за какие?то там подачки. А он, Николай, тоже, выходит, сделался гадом… Ну, конечно, сделался…
…Посредине темного двора стоит человек. У него очень нехорошо на душе…
Бывают минуты, когда один шаг решает целую судьбу. Эти минуты кажутся удивительно долгими…
Человек один на один со своей совестью. И никто на свете за него не решит, какой шаг ему надо сделать.
Деньги лежали на столе аккуратной стопкой. Пашков отодвинул их в сторонку. И опять, как в ту ночь, когда они искали ребят, невидимая рука сжала сердце.
Коля продолжал сидеть, закрыв лицо ладонями. Может, он плакал. И Пашков не искал успокоительных слов. Сейчас он хотел только одного, чтобы невидимая рука разжалась. И чтобы как?то успокоиться, он сел в качалку, откинулся, пытаясь найти облегчение.
В комнате стояла обостренная тишина. Сложная она штука, жизнь…
Алексей Алексеевич Фирюгин поселился в Каретном переулке сразу же после войны. Он был общительным и веселым человеком. Жил скромно. Работал на фабрике «Маяк» и никогда не козырял своими заслугами, хотя многие знали, что он три года был в партизанском отряде и имел награды.
Для Кольки Архипова Алексей Алексеевич был кумиром. У Фирюгина не было детей, и Колька часто забегал к нему на второй этаж. Тот всегда приветливо встречал мальчугана, совал ему леденцы, а иногда и рублевку на мороженое. Но вот заболела мать, и Николаю пришлось бросить школу. Пошел работать в механические мастерские. Фирюгин пожурил его, что он бросил учебу, но добро го отношения к нему не изменил. И когда однажды он попросил Колю сходить по одному адресу и отнести чемодан, тот с радостью согласился. А вечером Алексей Алексеевич подарил ему красивую шерстяную рубашку: «Носи, сынок, это от меня в подарок», — ласково сказал он. Через какое?то время, когда Коля отнес еще один чемодан, но уже по другому адресу, у него появился новый галстук с тем же напутствием: «Носи, сынок…» Коля даже не замечал, что ласковый тон сменился ласковыми приказами. Два свертка по просьбе Фирюгина Коля долго хранил в своей кладовке.
