ЕВРОПА - АЗИЯ
Тут, на лесной поляне, Европа встречается с Азией. Две елки. Одна в Европе, другая растет на виду у нее — в Азии. Нарядные свиристели поднялись от людских голосов с рябины, сделали круг над поляной и сели на другую рябину, в Азии. Люди на поляне замерзли, греются — бегают из Европы в Азию и обратно. Автобус на дороге делает остановку, пассажиры глядят на каменный столб с надписью «Европа — Азия», палкой провели черту на дороге, со смехом прыгают в Азию.
Два великих материка встречаются на Уральском хребте, глядят друг на друга через реку Урал: Европа и Азия. Кое-где граница проходит между соседними селами — в гости ходят на другой континент. В Магнитогорске день проводишь на правом берегу Урала, а вечером трамваем едешь в гостиницу — в Азию. В практической жизни граница значения не имеет. Однако есть что-то значительное в минуте, когда в первый раз пересекаешь эту черту. Сзади — тысячи километров. А впереди по дернутые морозом гребни синих лесов, новые тысячи верст твоей земли, В эту минуту явственно чувствуешь ее размеры. Европа и Азия.
Всегда ли именно тут по хребту проходила граница? Покопавшись в книгах, узнаешь: в V веке до нашей эры историк Геродот проводил границу по Константинопольскому проливу (Босфору), по Черному и Азовскому морям и по реке Дону. Далее к северу земля для греков была неизвестной. В XVII веке границей считали Дон, Волгу, Печору и Каму. Француз Гильон на карте 1760 года продлил Европу до реки Обь. Однако географ так плохо знал восточные земли, что упустил обозначить Уральские горы, он просто не знал, где они есть. Немецкий природовед Гумбольдт предложил считать Европу и Азию единым материком: Евразией.
Первым границу по Уральским горам провел русский географ петровских времен Василий Татищев. Этот замечательный человек хорошо знал свою землю. Он заметил: реки с Урала текут в двух направлениях, одни — в Печору и Каму, другие — в Обь. «На западной стороне рыба в реках красного тела: лососи, хариусы. В восточных реках, хотя наружным видом подобны западным, — таймени, нельмы, муксуны, но как телом белы, так и вкусом различны». Замечено было: растительность за горами тоже заметно меняется. «Сие и сему подобные обстоятельства подают причину утверждать: сие горы за границу между Азией и Европою». Татищев же первым дал письменное название: «Уральские горы». До него их называли по- гречески: Гипербореи. Татищев назвал их местным именем. По-татарски «Урал» — значит «пояс», «каменный пояс».
Так определилась и закрепилась граница. Теперь едущий или идущий пешком в разных местах заметит на ней пограничные метки — столбы. Они ставились в разные годы. В одном месте это литое сооружение, похожее на церквушку, в другом — пирамида, кованная из демидовского железа. Есть столб с фонарем, предупреждавшим путника: подходишь к Азии. Совсем новый столб с моделью земного шара и спутниками. До последних лет не знали, сколько всего столбов на границе. Теперь насчитано, кажется, семь. Но нельзя поручиться, что сосчитаны все. Граница тянется от Заполярья до Каспия. И столбы появляются в новых местах. В Магнитогорске при мне обсуждался проект такого столба...
Люди имеют объяснимую слабость ко всяким символическим линиям на планете. Перелетая экватор, летчик обязательно качнет самолет, и пассажиру вручают шутливую грамоту о том, что он видел «середину Земли». Американцы на антарктической станции Макмердо вручили нам дипломы «перешагнувших Полярный круг». Из Европы в Азию и обратно ездят столько людей, что до значков и грамот вряд ли дойдет. Хотя почему бы и не придумать что-нибудь в память о переезде этой границы?
Хорошо оценили место встречи материков туристы. Тут пролегает много походных троп, и есть особый туристский праздник, рожденный тут, на границе Европы и Азии. Начался он с дружеской переписки Москвы и Свердловска: «Давайте встретимся на границе». Встреча была столь веселой и интересной, что вот уже много лет в первое воскресенье февраля к столбу, стоящему в сорока километрах от Свердловска, едут туристы. И не только москвичи и уральцы, но и Прибалтика едет, Камчатка, Кавказ, Сыктывкар, Мурманск, Воронеж, Омск, Красноярск — Европа и Азия!
Около тысячи человек и в этот раз зажигали костер. Я не видел более веселой и оживленной «туристской ярмарки». Обмен подарками, значками, маршрутными картами. Состязание в песнях, знакомства, уговоры встретиться там-то и там-то на летних дорогах. И почти каждая из приехавших групп совершает зимнее путешествие по Уралу...
Граница... Стоишь на хребте и видишь землю, тебе принадлежащую. Направо — земля и налево — земля. След самолета над головой. Голубые дымы из видимых и невидимых труб тянутся вверх над лесами. Обрыв скалы. Белая полоса речки. И опять то ли дымы, то ли морозный пар над землей. Железно- каменный, поросший лесами хребет лежит на тысячу километров. А справа и слева — два крыла у страны: Европа и Азия.
МАЯК НА БАЛТИКЕ
«Пишем, что наблюдаем, а чего не наблюдаем, того не пишем». Так начиналась старинная лоция... Листать не спеша лоцию — все равно что путешествовать. Лоция создана моряками. Рождалась она из устных рассказов и описаний. «Будешь плыть, так знай: справа — мель, слева — камни. На камнях постоянно сидят бакланы, а скала на берегу похожа на гриб»,— примерно так рассказывал один моряк другому о местах, по которым придется плыть. Потом появились и книги — лоции. В них находишь теперь указания мелей, глубин, фарватеров, силы ветров и течений, сигнальные знаки. Но тут же видишь вдруг отступления от сухих наставлений: «Остров похож на кудрявую голову...». В одних названиях сколько поэзии! Например, на Камчатке: скалы «Три брата», «Мыс Африка», «Мыс, крещенный огнем», «Бухта ложных вестей». Читаешь — и видишь землю глазами моряков-открывателей...
В лоции я наткнулся на маленький остров. Наверное, на самый маленький из обитаемых островов — пятьдесят шагов в поперечнике. «Издалека остров можно принять за корабль... Маяк на острове светит по всему горизонту. В туман сигнал подается гудками. А если гудок неисправен, туманные сигналы даются колоколом». Почему-то очень захотелось побывать на этом острове. На морской карте я нашел его у входа в Рижский залив — крошечная отметка, как будто маковое зерно уронил кто-нибудь в море...
Берег у входа в Рижский залив.
— Плыть на ночь глядя? — Рыбак с минуту задумчиво скребет ногтем краску на старом, баркасе. — Ну ладно...
Вчетвером толкаем баркас в сонную воду. Пыхтит мотор. На мокрых сваях и на крышах рыбных сараев, вобрав головы, спят чайки. Две или три спросонья летят за нами, но возвращаются. Море чистое. Звезды... Ага, вот он. Над горизонтом что-то сверкнуло. Еще минута — и мы уже не спускаем глаз с большого огня. Прерывистый свет. По этой условной азбуке любой капитан скажет: «Это маяк Колка». И корабль обойдет стороной каменистые мели.
Мы на баркасе могли бы идти прямым путем на огонь. Но кругом рыбацкие сети. Стоящий на носу парень угадывает в молочной дымке буи. Баркас петляет. Маяк у нас то справа, то слева. Но вот уже пытаемся причалить к острову. Почему-то около острова волны. Нас швыряет, как деревянную ложку. А маяк над нами! Огромная темная башня с ослепительным шаром огня. Нас увидали, кидают веревку...
Гулкие камни. Оказывается, остров-то сделан людьми. В прошлом веке частые катастрофы на каменных мелях заставили адмиралтейство обозначить опасное место. Много лет подряд корабли возили и в одну точку кидали камень. Зимою камень возили по льду на санях. И вот поднялся над морем каменный остров. Сюда привезли и землю, чтобы росла на острове хотя бы трава.
Три чистых домика. Огороженные стеной, они делают остров похожим на крепость. Посредине маяк — кованая металлическая башня высотой в два метра. Литая доска на башне: «Маяк Колка. 1884 год». И памятка для живущих на острове: «Помни, башня маяка — неповторимое монументальное сооружение. Оберегай всеми силами от разрушений». Этот наказ, видно по всему, неукоснительно соблюдается — ни соринки во дворе у домов, ни соринки на гулкой винтовой лестнице внутри башни. И ни с чем не сравнимая, сверкающая чистота башенного фонаря! Когда нет огня, кажется, глядишь в огромный кристалл
