Пленная Воля

Иль, как ныне под курганом
спишь ты крепко смертным сном,
из могил и мы не встанем
свет узреть в краю родном?

Хмуро солнце в русском небе…
хмур и летом русский бор…
Что ж? и этот скорбный жребий
примем мы, как Святогор?

«Опять я здесь, на воле и в глуши…»

Опять я здесь, на воле и в глуши,
в березняке, над озером молчащим.
Природа мудрая внушительней и чаще
глядит в глаза, пронзает глубь души
и медленно твердит мне: не спеши.

Все та же ель у желтого балкона,
кудрявая береза до небес,
и дальше — тополь чуть посеребрённый,
а там, за озером, крестьянский лес
и тучки, тучки вплоть до небосклона.

Все то же, то же, зелень и вода.
И я меж них не тот ли, что всегда?

Как вы, березы, тополь, дуб и ели,
я обновлялся с каждою весной,
и не напрасно дали голубели
и солнце радостно сверкало надо мной,
прельщая сердце вечной новизной.

И разве важно, что не так уж ныне
упруги мышцы и нежна щека,
что волосы седеют у виска
и может быть о дочери иль сыне
забота мне привычна и легка?

Я здесь опять и не один, а с тою,
кого люблю, и молод я навек
с зеленой елью, с рожью золотою,
с водой прозрачною озер и рек,
как молод любящий впервые человек.

Есть мера дням, нет меры для души.
И тщетно шепчет мне природа: не спеши.

«То солнце, то ливень — и как убежденно…»

То солнце, то ливень — и как убежденно.
И блещет и хлещет — огонь и вода.
Как будто так надо, как будто законно,
и каждая смена пришла навсегда.

И как это схоже с тоскою твоею,
с тоскою мгновенной, с весельем на миг.
Но к сердцу склоняясь, гадать я не смею
про мост семицветный, что в небе возник.

«Вчера мой кубок полон был до края…»

Вчера мой кубок полон был до края
кипящей радостью, как пенистым вином.
Я расточал ее, играя,
в земной любви, в безумии земном.

Сегодня горькой, вяжущей тоскою
наполнен он — и пью я и скорблю.
Но бережливою рукою
его подьемля, капли не пролью.