Пленная Воля

сосредоточенно-немого.

«Каждым мигом очарован…»

Каждым мигом очарован,
то безудержен, то скован
сладкодумною тоской,
бурь ища, влюблен в покой,
зною радуясь и стуже,
морю синему и луже
пред крыльцом иль на дворе,
розовеющей заре,
полдню пышно золотому,
проливающим истому
утоляющим ночам,
встречно блещущим очам,
нежным взглядам, станам гибким,
зазывающим улыбкам, —
все объемля — глубь и высь,
ширь и даль, — остановись!
я шептал земным мгновеньям.
Но настойчивым моленьям
не внимало ни одно.
Проносились дни и годы,
и удачи и невзгоды,
все, что людям суждено,
что струею вечно пенной,
заполняет кубок ценный,
осушаемый до дна.
Неповторны и текучи,
как вода, любовь и тучи,
пролетали времена.
И безжалостно влекомый
к грани чуждой и знакомой,
я в отчаянье воззвал:
«Кто б ты ни был, царь вселенной,
гений добрый, дух надменный,
Саваоф или Ваал, —
клятвы страшной не нарушу:
быстрый миг останови —
миг восторга, миг любви —
и тебе продать я душу,
бог неведомый, готов».
Пестрый мир был нем и светел,
но душе моей без слов
бог неведомый ответил:
«Будет так, как хочешь ты.
Нет бессмертной красоты,
зримой смертными очами;
рок царит и над богами;
что живет — должно истлеть.
Но тебе — запечатлеть
каждый лик, на миг рожденный,
в вечный образ претворенный,
власть чудесную вручу
в знак заклятого служенья».
И сбылось. Горящ и тих,
ожил мир в стихах моих
тайным чудом воскресенья,
завершенный, отраженный,
пребывающий, как стих.
И поет — а я молчу
и себе не жду спасенья.

«Стопою тяжко замедлённой…»

Стопою тяжко замедлённой,
задумчиво — настороже,
мой разум бродит по меже,
едва заметно углублённой.

Разноличинны явь и сон,
неразлучимы свет и тени.
Но чужд восторгов и смятений,
он шествует несоблазнен.

Как все размеренно-законно
в однообразной пестроте;
земные вымыслы — и те
блюдут порядок предрешенный.

Лишь неуемная душа,
не разгадав нехитрой тайны,
твердит, что все необычайно