Пленная Воля

тем глубже ты врастала в бытие.

Чего ты ждешь: последнего покоя?
иль диких бурь, грохочущих вокруг?
Раба ли ты, привыкшая к побоям?
подвижница, возжаждавшая мук?

Я не пойму тебя. Любить не перестану,
и недостойную любви — не прокляну.
Но Боже мой: как пес ты лижешь рану
и вот, сейчас завоешь на луну.

Уж лучше вой бесцельно и безвольно,
закрыв глаза и не расправив плеч.
И может быть, случайно крикнешь: больно!
и вдруг поймешь, как эту боль пресечь.

«Скорблю, не жалуясь: Россия…»

Скорблю, не жалуясь: Россия,
не любишь ты своих детей,
как будто все они чужие
мечте раздумчивой твоей.

Мы плоть от плоти, кость от кости,
и в наших жилах кровь одна.
Но мы не дети — только гости
в твоих привольях и стенах.

Чего ты ждешь? О чем тоскуешь?
каким обетам внемлешь ты,
когда рыдаешь и ликуешь
средь темноты и пустоты?

Судьбу какую ты провидишь?
чьим озареньем ты светла?
за что невинных ненавидишь?
за что подлейших обняла?

и что превыше всех законов
воздвигла, жизни не щадя,
равняя мудрых Соломонов
и безрассудного вождя?

Открой, открой нам, мать родная,
как подойти к тебе, любя?
чем, истины твоей не зная,
мы все похожи на тебя?

Из сборника «ТРИОЛЕТЫ» (Петроград, 1916)

Исаакий

В землю врос пятой тяжелой
златоглавый богатырь.
Горы снежные и долы
придавил пятой тяжелой.
Но до Божьего престола,
толпам верный поводырь,
воздвигает крест тяжелый
златоглавый богатырь.

Наводнение

Ветер с моря. Воет буря.
Ощетинилась Нева.
Очи пасмурные щуря,
над водою воет буря.
Лоб увенчанный нахмуря,
Петр глядит на острова.