итальян ские травы.
«.Видит ли сейчас Грейс, как я сижу и глажу ее сына по во¬лосам? Может, она сама когда-то вот также сидела и смотре¬ла на него спящего. Любовалась правильными чертами его лица. Гладила волосы, ямочки на щеках, подбородок. Только тогда у него на подбородке еще не росла щетина».
Вряд ли эта ночь повторится. И еще неизвестно, кем он проснется: нежным рыцарем или злобным драконом, гото¬вым откусить ей руку и впиться в горло.
Откуда эти невообразимые перепады в его настроении? Неужели все действительно тянется из детства? Неужели вся забота и любовь Грейс оказались бессильны исцелить раны, нанесенные ему собственной матерью? Или к детским ранам добавились другие, о которых Грейс даже не подозревала? И почему он так упорно называет себя паршивой овцой в се¬мье Кларк?
Если спросить его напрямую… Нет. Дракона она уже видела, начиная с самого первого семинара.
Она поцеловала себе два пальца и осторожно поднесла к его губам.
— Ti аmо, Dante. Eccomi Beatrice. Я люблю тебя, Данте. И здесь, твоя Беатриче.
И вдруг ожил телефон на ночном столике. Звонок был громкий, требовательный. Джулия испугалось, что Габри¬ель может проснуться, и схватила трубку.
— Алло?
— Я что, ошиблась номером? Куда я попала? — спросил хрипловатый женский голос.
— Это квартира Габриеля-Эмерсона. Кто звонит?
— Полина. Позовите Габриеля.
Сердце Джулии замерло, а затем начало колотиться. Она встала и ушла с трубкой в коридор, плотно закрыв дверь.
— Простите, он сейчас не может подойти. Что-нибудь срочное?
— Что значит «не может подойти»? Скажите ему, что звонит Полина. Я хочу с ним поговорить.
— Он… не в состоянии разговаривать.
— Не в состоянии? Слушай, ты, шлюшка. Быстро буди Габриеля и отдай ему трубку. Я звоню из…
— Он сейчас не может с вами говорить. Пожалуйста, позвоните завтра.
Не слушая потока бранных слов, вылетавших из трубки, Джулия оборвала разговор. Опасаясь, что Полина может по¬звонить снова, она выключила телефон.
Джулия досадовала, что забыла посмотреть, откуда шел звонок. Включать телефон снова ей не хотелось. Это было почти то же самое, что залезть в чужую записную книжку. Не столь уж важно, где живет эта Полина. Судя по манере раз¬говора, их отношения начались не вчера и она считает, что вправе предъявлять на него права. Ответ Джулии, конечно же, се взбесил. Завтра она позвонит снова, устроит ему скандал или… скажет, что больше знать его не желает.
«Ну почему мне не позволяют даже просто посидеть ря¬дом с ним и погладить его волосы? Неужели я действительно притягиваю к себе несчастья?»
Джулия зашла в гостевую ванную, сняла со своей головы полотенце и повесила сушиться. Она вернулась в спальню, положила злополучный телефон на место и собралась отпра¬виться в гостевую комнату.
Неожиданно два синих глаза широко открылись и уста¬вились на нее.
— Беатриче, — прошептал он, протягивая руку.
Джулия вздрогнула.
— Беатриче, — опять прошептал он. — Наконец-то.
— Габриель, — выдохнула она, отчаянно сопротивляясь подступающим слезам.
ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ
Его глаза закрылись, но всего на мгновение. Лицо посте¬пенно осветилось ласковой улыбкой. Глаза сделались неж¬ными и очень теплыми.
— Ты нашла меня.
Джулия кусала щеку изнутри, чтобы не разреветься от этих слов и звука его голоса. Она помнила этот голос. Как давно ей хотелось снова его услышать. Как давно она ждала возвращения своего Габриеля.
— Беатриче. — Он порывисто схватил ее за руку и привлек к себе. Потом обнял, уложил рядом с собой. Ее голова оказалась у него на груди. — Я думал, ты меня забыла.
— Никогда, — прошептала она, больше не в силах про-
тивиться слезам. — Я каждый день думала о тебе.
— Не плачь. Ты ведь нашла меня.
Г абриель закрыл глаза. Джулия не могла остановиться. Она старалась плакать потише, чтобы не тревожить его своими рыданиями. Слезы ручейками струились по ее бледным ще- кам и стекали прямо на дракона, терзавшего красное сердце.
Ее Габриель наконец-то вспомнил ее! Ее Габриель вер-нулся!
— Беатриче. — Он обнял ее за талию и наклонился к во- лосам, все еще влажным после душа. — Не плачь. — Он по¬целовал ее в лоб. Потом еще раз и еще.
— Как я скучала по тебе, — шептала она, прижимаясь губами к чешуйчатому хвосту вытатуированного дракона.
—- Но теперь ты меня нашла. Я должен был тебя дождать¬ся. Я люблю тебя.
Джулия не могла успокоиться. Она плакала все сильнее, цепляясь за Габриеля, словно утопленница, спасенная им. Забыв про страшного дракона, она целовала ему грудь и ос торожно гладила живот.
Его руки скользнули под тонкую ткань футболки и замерли возле ее поясницы. Кажется, его снова тянуло заснуть
— Я люблю тебя, Габриель. И как же это больно…тебя любить.
Она приложила руку туда, где ровно билось его сердце, Ей не хватало своих слов. И тогда она стала повторять слоив сонета Данте, немного изменив их:
О, столько лет мной Бог любви владел!
Любовь меня к смиренью приучала,
И если был Амор жесток сначала,
Быть сладостным он ныне захотел.
Пусть духи покидали мой предел И пусть душа во мне ослабевала,
Она порою радость излучала,
Но взор мой мерк и жизни блеск слабел.
Амора власть усилилась во мне.
Царил он в сердце, духов возбуждая,
И духи, покидая,
Тебя, мой Габриель, прославили во мне.
Вот предо мною взор, исполненный сиянья И твоего смиренного очарованья .
Когда ее слезы высохли, Джулия осторожно поцеловала Габриеля и заснула, защищенная руками своего любимого.
Она проснулась в восьмом часу утра. Габриель спал, по храпывая. Он лежал в прежней позе. Значит, все эти часы удивительного сна он держал ее в своих объятиях. Так сказоч но она спала только однажды. В старом яблоневом саду. Но тогда ее ждало горькое пробуждение. Сегодня ее ждет совсем другое. Габриель ее вспомнил!
Джулии не хотелось двигаться. Не хотелось, чтобы их разделял хотя бы дюйм. Лежать в его объятиях. Лежать, представив что они никогда не разлучались.
“Он меня узнал. Он любит меня. Наконец… свершилось». I Джулия не была избалована любовью. Пожалуй, только Грейс и Рейчел любили ее, но любовь женщины, заменившей ей мать, и любовь подруги — это совсем иное. Отец? Он больше любил свою пожарную команду. Правда, ей говорили о любви. Родная мать, когда напивалась, начинала орать, что любит дочь, а та это не ценит. Он тоже что-то мямлил о любви. Подобные слова никогда не трогали ее сердце, а разум отвергал их за фальшь. Но Габриелю она
