каштановыми волосами и короткими бачками. Одет в темно-серый летний сюртук; светлые брюки, туго накрахмаленная белая рубашка и синий шелковый галстук.
— Вы мистер Смит? — еле выговорила я.
— Да. — В его вежливом тоне проскользнуло легкое нетерпение.
Джордж Смит оказался моложе, чем я ожидала, — лет двадцати пяти, не больше, — и очень красивым. Темные умные глаза, правильные черты лица, сильный подбородок с ямочкой и матовый цвет лица. Я совсем растерялась, так как в присутствии привлекательных мужчин чувствую себя неловко. То, что я их совершенно не интересую, было болезненным уроком, преподанным мне очень рано. Я порылась в ридикюле, достала письмо, которое захватила с собой в Лондон, и протянула его мистеру Смиту. Он просмотрел письмо, и в его лице я прочла растерянность.
— Откуда оно у вас? — спросил он, глядя на меня и Энн с глубоким подозрением.
— Вы послали его мне, — выпалила я, затем понизила голос, чтобы в магазине никто больше меня не услышал. — Я Каррер Белл.
У Джорджа Смита отвисла челюсть.
— Вы? — воскликнул он в изумлении. — Вы…
— Шарлотта Бронте, — сказала я, подавив рвущийся наружу смех. — А это — моя сестра Энн Бронте, которая пишет под псевдонимом Эктон Белл. Мы приехали представить вам зримое доказательство, что нас по меньшей мере двое.
Моя прямолинейность, вероятно, убедила мистера Смита, так как его лицо осветила ошеломленная улыбка.
— Как чудесно наконец-то познакомиться с вами! — Он пожал руку мне, затем Энн. — Это большая честь.
Если его разочаровал вид прогремевших Беллов во плоти, то он ничем этого не выдал. Голова у меня закружилась от облегчения, и я словно со стороны слышала, как я и Энн вежливо ему отвечаем. Мистер Смит проводил нас в небольшую комнату, пригласил сесть в кресла, а сам примостился на письменном столе, загроможденном книгами, бумагами, перьями и чернильницами.
— Вы, должно быть, отправились сюда сразу же, как получили мое письмо, — сказал он, все еще сияя от возбуждения.
— Мы… мы уехали из Хоуорта в тот же день и приехали в Лондон сегодня утром.
Отчаянно покраснев, почти не в силах говорить от волнения, я добавила:
— Мы приносим извинения, что явились без приглашения и без предупреждения, но мы хотели, чтобы вы как можно раньше узнали, что Энн — автор «Незнакомки из Уайлдфелл-Холла» и что я не нарушала мой контракт с вами.
— А, да. Ну, раз вы обе здесь, недоразумение разъяснилось. — Мистер Смит добавил с большой искренностью: — Прошу простить меня, что я усомнился в вас, и выразить, какая радость познакомиться с истинно великим автором.
Чудесная фраза — куда большее признание, чем я могла надеяться! Совсем завороженная, я прошептала:
— Сэр, вы слишком добры… Я благодарю вас… да, конечно, вы прощены…
— Скажите, мисс Бронте, — спросил мистер Смит, — Эллис Белл — еще одна ваша сестра?
Ему ответила Энн, нервно и резко:
— Мистер Белл не желает, чтобы его личность стала известна.
Брови мистера Смита поднялись, и я испугалась, что Энн его оскорбила. Однако он показал, что способен на тактичность и сочувствие, так как пожал плечами, улыбнулся и сказал:
— Пожалуй, к лучшему, что часть тайны сохранится. Надолго ли вы в Лондоне?
— Я думала, что мы могли бы остаться до вторника, — ответила я.
— Прекрасно! Я устрою обед у себя дома, чтобы представить Каррера и Эктона Беллов обществу литераторов!
Я уставилась на него в онемении. Энн обернулась ко мне, побелев как полотно, с глазами, полными ужаса.
Джордж Смит весело продолжал, не замечая, как мы отнеслись к его словам:
— Я уже предвкушаю, как разрешится вопрос, мужчина Каррер Белл или женщина.
Вопрос этот бурно дебатировали газеты. Пока мой издатель перечислял предполагаемых приглашенных, у меня закружилась голова от мысли, что события влекут меня гораздо дальше, чем я предполагала. Я горячо желала познакомиться с прославленными людьми, которыми восхищалась из своего далека, но одновременно неизбежность разоблачения наводила на меня ужас.
— Сэр, — сказала я, — вам не следует затрудняться из-за нас или представлять нас публике. Мы с Энн по-прежнему хотим сохранить наше инкогнито и признались вам для того лишь, чтобы покончить с затруднениями, возникшими из-за сокрытия наших личностей.
Лицо мистера Смита пылало воодушевлением.
— Но это же такая великолепная возможность, чтобы Каррер Белл умножила свою славу и поразила литературный мир, — сверкнула его обаятельная улыбка.
Я поймала умоляющий взгляд Энн и поняла, что должна воспротивиться мистеру Смиту ради Эмили, чья анонимность будет нарушена, если авторы Беллы окажутся связанными с Бронте из Хоуорта.
— Прошу прощения, что мне придется разочаровать вас, — сказала я. — Но всему остальному миру мы по-прежнему должны быть известны только как Каррер и Эктон Беллы.
Джордж Смит приугас, но сказал:
— Разумеется, ваши желания для меня закон. Полагаю, все это слишком большое испытание для вас обеих, к тому же вы, наверное, устали после дороги. Полагаю, вам хотелось бы отдохнуть.
Я поблагодарила его за участие. Избыток волнений и ночь почти без сна вызвали у меня дурноту и слабость, и я почувствовала начинающуюся мигрень.
— Вы должны остановиться в моем доме, гостьями моей семьи, — сказал мистер Смит.
О, такая пугающая перспектива — жить в тесной близости с чужими! Работая гувернанткой или даже просто навещая друзей, я постоянно испытывала тягостную неловкость, когда люди получали возможность наблюдать меня ближе, чем мне хотелось бы. Человеческое тело всегда потенциальный источник отвращения, и я пребывала в постоянном страхе внушить его.
— Нам не следует злоупотреблять вашей любезностью, к тому же мы уже сняли комнату в «Кофейне Капитула».
— Ну, хотя бы разрешите мне привезти моих сестер познакомиться с вами. — И мистер Смит начал перечислять места, куда он мог бы свозить нас с Энн, пока мы будем в Лондоне.
Его слова сливались воедино в моей ноющей голове. Польщенная его вниманием, но слабея с каждой минутой, я соглашалась на все, что он предлагал. Наконец он проводил нас на улицу, послал за экипажем, помог мне и Энн сесть и заплатил кучеру. Когда мы отъезжали, он крикнул нам вслед:
— С нетерпением жду встречи с вами вечером!
Кебмен высадил нас у начала Патерностер-роу, узкого мощенного брусчаткой переулка. Когда-то Патерностер-роу славился заведениями, где паломники и священнослужители могли купить четки и выпить кофе, но теперь улица состояла из обветшалых складов и мастерских печатников и переплетчиков в тесном соседстве с лавками, торговавшими перьями и писчей бумагой. Над крышами в солнечных лучах сверкал огромный купол собора Святого Павла, но сама улица была погружена в тень. Мы с Энн шли по жаркой безлюдной улице, наши шаги звучали громче приглушенного рева столицы за ней. Со стороны скотобоен на Ньюгейт-стрит доносилось далекое мычание скота, и я ощущала смрад разлагающейся плоти.
— Я рада, что все сложилось так удачно, — сказала я. — Но, о, так рада, что это уже позади!
— Я тоже рада, — сказала Энн.
— Спасибо, что ты поехала со мной, — запоздало сказала я, вновь сожалея о том, как принудила Энн. Лестный прием, оказанный нам у «Смита, Элдера и Компании», значил для нее гораздо меньше, чем для меня, и был тяжким испытанием. — Вечерний визит мистера Смита и его близких будет, наверное, много легче того, что мы уже вытерпели, и, к счастью, у нас есть время отдохнуть, ведь голова у меня болит так, будто внутри моего черепа стучат молоты.
