российскую границу и, оказавшись в Женеве, является к Бакунину, представившись лидером мощной российской революционной подпольной организации. Наивный Бакунин поверил «тигренку», «герою без риторики», как он называл Нечаева. После приезда Нечаева Бакунин уверовал в революционеров «нового поколения», в их возможности поднять бунт в России.
Бакунин и Нечаев выпустили серию памфлетов и манифестов, призывающих к немедленному бунту в России. Они призывали молодежь «идти в народ», пропагандируя разрушение во имя революции и оправдание любых средств борьбы, «полезных» для революции. Нечаев стал автором (или соавтором) «Принципов революции» и «Катехизиса революционера». В этих «Принципах» были такие слова: «Мы не признаем другой деятельности, кроме работы по истреблению, но мы допускаем, что формы, которые примет эта деятельность, будут весьма различны – яд, нож, веревка и т. д.». Нечаев вещал: «Наше дело – разрушение, страшное, полное, повсеместное и беспощадное… Мы должны соединиться с лихим разбойничьим миром, этим истинным и единственным революционером в России».
«Катехизис» воспевает аморальность, преступление и предательство, подлость и обман во имя революции. Нечаев стал рупором тотального, фанатичного, разрушительного социализма. Зашифрованный «Катехизис» был привезен Нечаевым в Россию в августе 1869 года, но был обнаружен полицией и использован на суде как улика против товарищей Нечаева. Нечаев считал, что революционная организация должна составить список лиц, подлежащих истреблению, и «учил», что революционер должен заманивать в свои сети людей с деньгами и связями и «делать их своими рабами».
Блестяще образованный Бакунин оказался под влиянием малограмотного Нечаева. Бакунин выдал Нечаеву удостоверение уполномоченного представителя Русской секции Всемирного революционного альянса, и все для того, чтобы создать впечатление, что существует всемирная революционная сеть. Бакунин уговорил Огарева посвятить Нечаеву стихотворение о студенте, который умирает мученической смертью в Сибири. Стихотворение было напечатано в виде листовки и распространено в России. Нечаев рассылал компрометирующие письма и революционную литературу своим знакомым – умеренным либералам, чтобы скомпрометировать их перед властями и вовлечь в революционную деятельность. Около 560 посылок, адресованных 387 лицам, задали работы полиции. Нечаев открыто демонстрировал пренебрежение к порядочности, и практика его вошла в революционную историю под именем «нечаевщины».
В конце августа 1869 года Нечаев вернулся в Россию, в Москву, где приступил к организации подпольного революционного общества под названием «Народная расправа». Тайное общество должно было подразделяться на «революционные пятерки», которые безоговорочно повиновались «вождю». Их цель – переворот 19 февраля 1870 года, в девятую годовщину освобождения крестьян в России. Нечаев заставлял членов общества шпионить друг за другом и поощрял вымогательство и шантаж для добывания денег на революцию. Студент сельскохозяйственной академии Иван Иванов выступил против порядков, заведенных в организации Нечаевым, и усомнился в существовании тайного центрального комитета. Опасаясь разоблачения, Нечаев убедил некоторых из своих единомышленников, что Иванов собирается донести на них, а следовательно, необходимо покончить с предателем.
21 ноября 1869 года Иванова заманили в грот в безлюдном парке… На ошарашенного студента набросились Нечаев и четверо его сообщников. Иванов ввязался в драку, он имел все шансы вырваться из рук убийц (вчерашних единомышленников). Понимая, что Иванов может сбежать, Нечаев вытащил пистолет и разрядил его в голову мнимого предателя. Убийство Иванова стало сенсацией в русском обществе. Достоевский использовал его в сюжете романа «Бесы». Насильственная смерть студента привела к аресту в России трехсот революционеров и подозреваемых «в революционности» и, в итоге, к суду над восьмьюдесятью четырьмя «нечаевцами» летом 1871 года.
Нечаев же ускользнул из Москвы в Санкт-Петербург, где раздобыл поддельный паспорт и перешел русскую границу в декабре 1869 года. В январе 1870 года он приехал в Локарно к Бакунину. В Швейцарии Нечаев выпустил два революционных манифеста и издал второй номер журнала «Народная расправа».
Для финансирования своих изданий Нечаев использовал средства «Бахметьевского фонда» Герцена, который под давлением Бакунина и Огарева уступил половину денежных средств фонда Нечаеву. Когда Герцен в январе 1870 года умер, Бакунин убедил Огарева потребовать деньги фонда у семьи Герцена. Сын Герцена передал деньги Огареву, а тот – Нечаеву.
С середины 1870 года отношения между Бакуниным и Нечаевым резко ухудшились. Нечаев, получив значительные суммы денег, больше не выказывал почтения к своему учителю, грубо обращался с ним, отказал ему в деньгах из «Бахметьевского фонда». Нечаев запугивал Бакунина, украл его частные письма и бумаги, чтобы шантажировать старого революционера. В революционных эмигрантских кругах он сеял подозрительность, вражду, провоцировал скандалы и плел интриги. Бакунин писал Нечаеву: «…вы меня систематически надували, я оказался круглым дураком – это горько и стыдно для человека моей опытности и моих лет, – хуже этого, я испортил свое положение в отношении к русскому и интернациональному делу». В то же время Бакунин признавал, что Нечаев «…страстно преданный человек; Вы – каких мало; в этом ваша сила, ваша доблесть, ваше право». Вскоре русский революционер Герман Лопатин сообщил правду об убийстве Иванова, разоблачил вымышленный нечаевский «центральный комитет» и его мнимое «бегство из крепости».
Порвав с Бакуниным, Нечаев уехал в Лондон, где начал издавать революционный журнал «Община», но вскоре переехал в Швейцарию, где устроился работать художником по вывескам. Там его приютили не бакунисты, а итальянские последователи Мадзини. 14 августа 1872 года Нечаев был арестован швейцарской полицией и выдан России как убийца. В Москве в январе 1873 года на суде он держался вызывающе: «Я отказываюсь быть рабом вашего тиранического правительства. Я не признаю императора и законов этой страны».
На суде он не отвечал ни на какие вопросы, не просил о снисхождении, кричал: «Долой деспотизм! Дворян надо вешать!» Нечаев был приговорен к двадцати годам каторги. Последние десять лет жизни Нечаев провел в одиночном заключении в Петропавловской крепости. Полицейские чины предлагали ему смягчение режима, если он согласится сотрудничать. В ответ на такое предложение Нечаев ударил полицейского по лицу, разбив до крови. На протяжении следующих двух лет руки и ноги Нечаева были закованы в цепи, тело начало гнить. В 1881 году Нечаев пребывал в таких тяжелых условиях, что заболел туберкулезом легких и цингой и умер 21 ноября 1882 года.
Формально Нечаев считается анархистом, активно сотрудничает с «пророком» анархизма Бакуниным, который надеялся, что Нечаев станет «анархистом-практиком» в России. Но Нечаев создал свою идеологию, весьма далекую от проповедей свободы и демократии, в его мировосприятии необходимостью были террор, доносительство, насилие, в нем не было места «голубым мечтам» революции. «Советы» Нечаева стали воплощать в практику террористы-анархисты и эсеры, ленинско-сталинские опричники, изуверы Пол Пота и «красных бригад». Сам себя он считал настоящим революционером.
Катехизис революционера
§ 1. Революционер – человек обреченный. У него нет ни своих интересов, ни дел, ни чувств, ни привязанностей, ни собственности, ни даже имени. Все в нем поглощено единственным исключительным интересом, единою мыслью, единою страстью – революцией.
§ 2. Он в глубине своего существа не на словах только, а на деле, разорвал всякую связь с гражданским порядком и со всем образованным миром и со всеми законами, приличиями, общепринятыми условиями, нравственностью этого мира. Он для него – враг беспощадный, и если он продолжает жить в нем, то для того только, чтоб его вернее разрушить.
§ 3. Революционер презирает всякое доктринерство и отказался от мирной науки, предоставляя ее будущим поколениям. Он знает только одну науку, науку разрушения. Для этого, и только для этого, он изучает теперь механику, физику, химию, пожалуй, медицину. Для этого изучает он денно и нощно живую науку людей, характеров, положений и всех условий настоящего общественного строя, во всех возможных слоях. Цель же одна – наискорейшее и наивернейшее разрушение этого поганого строя.
