свидетельствуют все историки, рабочие (Дежак) и современники (Гюго, Видаль, Прудон, Герцен в «С того берега», Тургенев в «Наши послали»). А внесли эту формулу в статуты Интернационала по требованию французских рабочих, которые даже настаивали на том, чтобы членами Интернационала принимались только живущие ручным трудом…
Закон минимума заработной платы, открытый Энгельсом, по его словам, в 1844 году. Может быть, вы и открыли, отвечали ему, но наука знала его как закон Тюрго – Рикардо, о котором писали Бюре, Милль, Лавалей, Лаосаль и все экономисты…
Одно только стало странно: славили особенно Коммунистический Манифест, а о коммунизме в нем нет ни слова… даже девизы коммунистов – «равенство между людьми», «каждому по потребностям, от каждого по способностям» – в Манифесте не встречаются. Напротив, в нем говорится о монополиях государства, об армиях труда, об обработке полей по общему плану, по приказу начальства, которому «тупоумное», по выражению Энгельса, и разоренное крестьянство отдавалось в полное распоряжение.
– «Это не коммунизм, а проповедь солдатчины, дисциплины и рабства! – сказал я себе. – Социалисты и коммунисты в 1848 году не говорили таким языком. Стал я сличать Манифест с писаниями людей сороковых годов и, к моему удивлению, нашел, что Манифест списан с Манифеста Виктора Консидерана, т. е. с произведениями не коммуниста и не революционера. А знаменитые девять пунктов о монополии государства, об «армии труда, специально для земледелия» оказались позаимствованными тоже у француза, тоже не коммуниста и не революционера, Видаля, который разработал по пунктам, в форме законов и декретов (указов) систему государственной и общественной реформы. Нашел я книгу тоже мирного реформатора фурьериста, вернее, – последователя Сисмонди, Евгения Бюре «О нищете рабочих классов в Англии и во Франции», которая была увенчана Французской академией наук в 1840 году, и которую Энгельс, двадцатитрехлетний юноша, переделав на немецкий язык, выдал за свое произведение…
Никаких законов Маркс и Энгельс не открывали, а проповедь крестьянского обезземеливания и разорения – плод дикого измышления человеконенавистничества. Нигде, ни в природе, ни в истории, ни в экономике, ни в социализме, подобных гнусностей не бывало. Утверждать именем науки благодетельность разорения крестьянства есть заведомое оскорбление науки, социализма и человечества…
В Коммунистическом Манифесте нет ни одной оригинальной мысли, и все его обобщения были ходячими истинами, общим местом у французских социалистов 30-х и 40-х годов, а равно и среди немецких эмигрантов, бывших с ними в соприкосновении; не только отдельные мысли о борьбе классов, об оппозиции интересов пролетариата и буржуазии были высказаны Пекером, Видалем, Прудоном, Бюре, Бланки, Виллегарделем, Ривнером, а за ними немцами Грюном, Вейтлингом, Шустером и другими, но еще «у Маркса – Энгельса был в руках блестящий свод всех этих общераспространенных мыслей в замечательном произведении фурьериста Виктора Консидерана, издавшего тоже в форме манифеста «Принципы социализма. Манифест демократии XIX столетия»…
Вот эти идеи и были талантливо изложены в 1843 году в Манифеста В. Консидерана, из которого, чуть ли не дословно, Маркс и Энгельс заимствовали первую теоретическую главу их пресловутого Манифеста. Даже заглавие «Буржуа и пролетарии» взято у Консидерана. Эта глава их Манифеста состоит всего из 350 строчек, а сравнение текста показало 36 совпадений; иными словами, на каждую заимствованную мысль приходится всего по 9–10 строчек. Оба Манифеста начинаются с исторических обобщений почти дословных, а заканчиваются теоретические рассуждения обоих Манифестов провозглашением ассоциации основной формой свободного и солидарного общества…
Повторяю, было бы глупо говорить, что социализм до 1848 года произошел из крошечного Манифеста, изданного в нескольких стах экземплярах на немецком языке, да еще не в Германии, а в Лондоне. Они были слишком умны для подобной вульгарности, Маркс и Энгельс, особенно последний, поступили иначе. Они, собственно говоря, один Энгельс, с молчаливого согласия Маркса, убедили в 80-х годах немецких рабочих, что у социализма до 1848 года не было никаких научных оснований, а имелись только одни порывы, грезы и благие пожелания, а все научные истины и основания социализма, те двенадцать мнимых открытий, о которых мы выше говорили, были совершены ими в 1845 году, а обнародованы в их Манифесте в 1848 году…»
НЕЧАЕВ СЕРГЕЙ ГЕННАДЬЕВИЧ
(род. в 1847 г. – ум. в 1882 г.)
Сергей Нечаев родился 20 сентября 1847 года в русском городе Иваново. Его отец и мать были из крепостных крестьян, отец – художником по вывескам, мать – швеей. До 18 лет Нечаев учился в церковно- приходской школе в Иваново. Сергей Нечаев стал первым русским политиком-радикалом из «плебеев», но производил сильное впечатление на своих товарищей, революционеров-дворян, которые идеализировали народ. Революционеры считали, что Нечаев «…сохранял в себе всю ненависть крепостных против господ». Но Нечаев ненавидел и революционеров за их дворянское происхождение и великолепное образование.
В 1866 году Нечаев приехал учиться в Петербург, но только осенью 1868 года он был зачислен в университет вольнослушателем. Вскоре он попал в группу молодых радикальных революционеров 3. Ралли и В. Черкезова. Героями Нечаева становятся Пугачев, Бланки, Мадзини, Робеспьер. Нечаев бредит заговорами, террором, конспирацией и революционной диктатурой. Покушение Дмитрия Каракозова на царя в 1866 году горячо приветствовалось Нечаевым и подтолкнуло его к решительным действиям.
В 1869 году Нечаев вместе с революционером-заговорщиком Ткачевым написал «Программу революционных действий», призывая к организации революционных ячеек в России. Мистифицируя восторженную молодежь, они говорили о неком существующем Союзе европейских революционных организаций с центром в Западной Европе и о своей причастности к Союзу. Свою «карьеру» профессионального революционера Нечаев начал с обмана. В марте 1869 года Вера Засулич получила от него записку, в которой сообщалось, что он арестован полицией и томится в каземате Петропавловской крепости. Вскоре Нечаев распространил слух, что он бежал из крепости и стремится перебраться на Запад. Но не было ни побега, ни ареста. Все письма – плод фантазии революционного афериста.
Нечаевым восхищается доверчивая молодежь, ведь он представляется как герой-революционер, лидер тайной международной организации террористов. В том же 1869 году он нелегально переходит
