добровольном сотрудничестве производительных групп, общин и сообществ, которые заключаются свободно, и которое, движимое равенством интересов, вероятно, разовьется в свободный коммунизм. Не может быть свободы в широком смысле этого слова, никакого гармоничного развития, пока поведение каждого определяется большей частью экономическими и профитабельными интересами…
Я убеждена, что правительство, организованная власть и государство служат только тому, чтобы поддерживать и защищать собственность и монополию. Пользу они приносят только в этой функции. Что касается их функции как развивающих индивидуальную свободу, человеческого благополучия и общественной гармонии, которые представляют собой действительный порядок, то правительство было отвергнуто как непригодное всеми великими умами мира.
Поэтому я верю с моими анархистскими товарищами, что все законы, законодательные права и конституционные учреждения представляют собой нападения. Они еще никогда не побуждали человека делать то, что он по своему уму или темпераменту не мог бы или не хотел бы делать; и они ни разу не предотвратили что-либо, к чему человек был принужден тем же диктатом…
Я уверена, что милитаризм – постоянные армия и флот в какой-либо стране – это знак распада свободы и разрушения всего того, что в нашей стране можно назвать наилучшим и наипрекраснейшим. Становящийся все громче крик о дополнительных военных кораблях и лучше вооруженной армии, с обоснованием, что они утвердят мир, так же абсурден, как и утверждение, что мирный человек – это тот, что разгуливает хорошо вооруженным. Тот же недостаток последовательности проявляется и у сторонников мира, которые выступают против анархизма, потому, что он якобы проповедует насилие, и которые были бы все равно очень рады, была бы американская нация в ближайшее время в состоянии кидать бомбы с самолетов на беззащитных врагов.
Я думаю свобода слова и прессы означает, что я могу говорить и писать все, что мне вздумается. Это право становится фарсом, если оно регулируется конституцией, законами, всемогущими решениями почтового министра или полицейской дубинкой. Конечно, вы предупредите меня о последствиях, если мы освободим слово и прессу от оков. Я же уверена, что лекарство от последствий, вызываемых беспрепятственным выражением мнения, заключается в том, чтобы расширить право выражения мнения таким образом, чтобы даже духовные узы никогда не могли задержать движения прогресса; но преждевременные социальные возмущения зачастую вызывались волнами репрессий…
Религия – это суеверие, берущее начало в духовной неспособности человека объяснить явления природы. Церковь – это организация, которая постоянно ставит палки в колеса прогрессу. Основание церкви отняло у религии ее наивность и простоту. Она сделала религию кошмаром, который подавляет душу человека и заковывает разум в цепи. «Царствие тьмы», как называет церковь последний настоящий христианин, Лев Толстой, всегда было врагом человеческого становления и свободного мышления. И посему она не имеет места в жизни по-настоящему свободного народа…
Институт брака снабжает государство и церковь неслыханным доходом и средствами, с любопытством вторгаться в область жизни, которую многие люди долго рассматривали как их собственную, их необходимо собственную, священную область. Любовь – это то чрезвычайно сильное влияние на межчеловеческие отношения, которое с незапамятных времен противилось всем законам, которые сформулировали люди, и пробивало решетки церковных и моральных предписаний. Зачастую, брак – это чисто экономическое соглашение, которое снабжает женщину на протяжении всей ее жизни средством к существованию, а мужчину – красивой игрушкой и гарантирует ему потомство. Это означает, что брак, или даже добрачное воспитание женщины, формирует из женщины, чтобы она могла жить, паразита, зависимую и беззащитную служанку, в то время как мужчину он снабжает документом на владение человеческой жизнью со всеми правами.
Что могут такие отношения иметь общего с любовью? С элементом, который должен бы стоять над всеми богатствами и властью и жить в собственном мире беспрепятственного человеческого выражения? Но мы живем не во времена романтики, не в дни Ромео и Джульетты, Фауста и Гретхен, не во время серенад при луне, цветов и песен. Мы живем в трезвое время. Наши главные мысли – о доходе. Тем хуже для нас, если мы достигли эпохи, когда высочайшие полеты души следует умерить.
Каждый существующий общественный институт основан на насилии; даже наша атмосфера пропитана им. Пока это состояние продолжается, мы с таким же успехом можем надеяться остановить Ниагарский водопад, как и заставить насилие исчезнуть. Я уже упоминала, что в странах с определенным уровнем свободы слова почти не бывает или совсем нет террора. В чем мораль? Все просто: никакое из деяний анархистов не свершалось во имя личной выгоды, прибыли или ради того, чтобы привлечь к себе внимание, но из сознательного протеста против определенных репрессивных, произвольных или тиранских мер сверху».
РОКЕР (РОККЕР) РУДОЛЬФ
(род. в 1873 г. – ум. в 1958 г.)
Рудольф Рокер родился в 1873 году в католической семье в городе Майнц (земля Гессен, Германия) в бюргерской семье, в которой одни домочадцы исповедовали католицизм, другие – протестантизм. Рудольф в юности остался без родителей, познал неравенство и нищету. В 17 лет он стал активистом Германской социал-демократической партии, но недовольный догматизмом и национализмом, царящими в ее рядах, оставил ее и в 1891 году и присоединился к немецким анархистам.
В ноябре 1892 года Рокер уехал в эмиграцию. Два последующих года он жил в Париже, пока индивидуальный террор анархистов не вынудил французское правительство принять решительные меры против радикалов и эмигрантов-анархистов. В Париже Рокер впервые вошел в общество еврейских радикалов, благодаря Ш. Анским (Шлому Раппопорту), который вместе с ним работал в переплетной мастерской.
В 1895 году Рокер уезжает в Англию, чтобы поступить в ученики к лидеру мирового анархизма Петру Кропоткину. В Лондоне Рокер, коренной немец, становится членом Федерации еврейских анархистов Великобритании, которая на то время была одной из самых влиятельных анархистских организаций в Европе. В начале XX века он знакомится с лидерами мирового анархизма: с испанцем Франсиско Феррера, итальянцем Малатестой, русским Черкезовым.
В конце 1890-х годов Рокер встал во главе еврейского анархистского рабочего движения Англии и был воспринят евреями-анархистами Восточного Лондона как духовный руководитель. Рудольф изучил идиш, освоил его до такой степени, что писал на нем статьи и книги.
Рокер перевел на идиш главные труды Кропоткина и Элизе Реклю, а также крупные научные труды ученых-анархистов, книгу Ницше «Так говорит Заратустра». Его товарищи, еврейские анархисты, называли его почтительно «рабби».
Начиная с 1898 года почти 20 лет Рокер был редактором анархистской газеты “Arbeter Fraint” – «Друг рабочих», издаваемой в Лондоне на идиш. Газета просуществовала до 1916 года, когда была закрыта полицией за антимилитаристские статьи во время Первой мировой войны.
