его отец ходатайствовал об этом перед губернатором и начальником Киевского охранного отделения. От тюрьмы Дмитрия спасло и то, что кроме разрозненных и неконкретных агентурных данных, никаких улик, подтверждавших его антиправительственную деятельность, не было.
Однако освобождение из-под ареста в столь рекордно короткий срок подорвало доверие к Богрову со стороны его товарищей по партии. Воронежские максималисты обвинили Дмитрия в предательстве, тайных связях с охранным отделением и растрате имевшихся у него партийных денег. В результате в 1908 году над Митькой-буржуем был учинен общественный суд, в ходе которого его полностью оправдали. В том же году молодой человек попросил разрешения на выезд за границу. Вице-губернатор Чихачев прошение подписал, и вскоре Богров поселился в Ницце. Он также часто и подолгу жил в Мюнхене, Монте-Карло и Париже. В столице Франции Дмитрий привлек к себе внимание полиции. Так, в 1909 году заведующим заграничной агентурой Департамента полиции было получено интересное донесение. В нем сообщалось, что Богров, выступая на собрании эмигрантов-анархистов, заявлял о необходимости убить российского самодержца или Столыпина. При этом он утверждал, что с радостью возьмется выполнить такое поручение партии. Интересно, что свое решение молодой человек обосновывал совершенно неожиданным образом: мол, в таких условиях жизнь не стоит того, чтобы ее тянуть.
Как бы там ни было, весной 1909 года Богров возвратился в Киев и сразу же попал под негласное наблюдение охранного отделения. Однако поведение молодого человека было безупречным: он всерьез занялся учебой. В феврале 1910 года, получив диплом Киевского университета, Дмитрий снова уехал в Париж. Вернулся он домой лишь через год и поселился в доме своих родителей. Но интерес охранки к Богрову не утих, в дело была пущена активная агентурная разработка, которая не дала ничего нового: установить какие-либо конкретные факты его антиправительственной деятельности долгое время не удавалось. Настораживало, правда, то, что поднадзорный несколько раз встречался с анархистом- террористом Муравьевым, состоявшим на учете в полиции. Муравьев проживал в Киеве под вымышленным именем и готовился эмигрировать за границу. Наблюдение осложнялось и особенностями характера самого Богрова: этот крайне замкнутый, нервный, упрямый и довольно агрессивный человек с большой неохотой шел на контакт с посторонними людьми, хотя и производил впечатление личности, способной на самые непредсказуемые действия. Письма будущего палача Столыпина, датированные 1906–1908 годами, пронизаны странной усталостью и отсутствием всякого интереса к жизни. Он часто говорил о тоске, скуке и одиночестве, о том, что работа присяжного поверенного ему опостылила. Богров жаловался приятелю, что ему надоело все и хочется совершить что-нибудь из ряда вон выходящее.
Стремление свое террорист осуществил 1 сентября 1911 года. В тот день он проник в Киевский оперный театр, где должна была состояться премьера оперы «Сказка о царе Салтане». На представлении присутствовал Столыпин, к убийству которого террорист долго и тщательно готовился.
В самом начале второго акта, подойдя к премьер-министру, Богров дважды выстрелил в него из револьвера. Интересно, что сам звук выстрелов услыхали немногие. В зале стоял общий шум, так что большинство присутствующих попросту не обратили внимание на негромкий треск. Однако стоявшие вблизи люди подняли крик, и через несколько мгновений внимание присутствующих сосредоточилось на Столыпине, в зале воцарилась тишина. Пострадавший как будто не сразу понял, что произошло. Он с удивлением рассматривал свой белый сюртук, который с правой стороны начинала заливать кровь из ран.
Богров же в это время пробирался к выходу из зала. Еще немного, и ему удалось бы беспрепятственно покинуть место преступления. И только в партере преступнику загородили проход. Один из зрителей кинулся на него, и это словно сняло оцепенение с присутствующих. Через несколько секунд к террористу сбежались не только молодые люди, но и старики. Богрова стали бить кулаками, шпагами и шашками. Вероятнее всего, судить вскоре было бы просто некого… Но в театр возвратился полковник Спиридович, пробился через толпу и объявил Богрова арестованным, тем самым предотвратив самосуд. Сам террорист к этому моменту имел весьма жалкий вид: одежда его была порвана, лицо в багрово-синих кровоподтеках, изо рта у него шла кровь.
Столыпина спешно перенесли в одну из комнат театра, чтобы иметь возможность осмотреть его и перевязать рану. Здесь выяснилось, что убийца был метким стрелком, а от мгновенной смерти премьера спасла случайность: первая пуля попала в крест Святого Владимира, раздробила его и ушла в сторону от сердца. Однако она все же пробила грудную клетку, разворотив плевру, грудобрюшную преграду и печень. Вторая пуля пронзила кисть левой руки. Врачи срочно поместили раненого в клинику доктора Маковского, но сделать что-либо для спасения жизни сановного пациента оказались бессильны. Столыпин пережил четыре дня мучительной агонии. Под конец он впал в забытье, из которого уже не вышел. 5 сентября врачи констатировали его смерть. После вскрытия тела было установлено, что убийца использовал разрывные пули.
Богрову же предстояло прожить еще неделю. Хотя при попытке самосуда толпы он получил увечья, но на допросах держался с достоинством, демонстрируя редкое хладнокровие. Он утверждал, что является анархистом по убеждению, а покушение подготовил и осуществил в одиночку. На все последующие вопросы убийца отвечать отказался. Добиться от него каких-либо новых сведений следователи так и не смогли, и дело было передано в суд. 9 сентября состоялось закрытое заседание Киевского военно-окружного суда по делу Богрова. Адвокат в процессе участия не принимал, поскольку террорист сам отказался от защиты. Рассмотрение дела заняло всего лишь три часа, а на совещание судей перед вынесением приговора ушло лишь 20 минут. Богрова приговорили к смертной казни через повешение. Но и это не поколебало самообладания убийцы. Он был удивительно спокоен, а обжаловать приговор или подавать прошение о помиловании категорически отказался.
Казнь состоялась через три дня. В начале четвертого утра Богрова разбудили и повезли в тюремной карете на виселицу. Для наблюдения за исполнением приговора были допущены представители нескольких партий: они опасались, что Богрова, являвшегося агентом охранки, могут подменить и вместо него повесить другого человека. Палачом согласился быть один из заключенных. Жандармы попросили присутствующих, среди которых был и человек, задержавший террориста в театре, опознать приговоренного. Убийца Столыпина неожиданно обратился к публике с просьбой передать последний привет родителям. Перед тем как накинуть ему веревку на шею, Богрову предложили высказать свою последнюю волю. Он захотел переговорить с глазу на глаз с раввином, но получил отказ: жандармы заметили, что у него была такая возможность в тюрьме. Преступника вешали дважды, поскольку первый раз оборвалась веревка. После повешения тело находилось на виселице 15 минут, в соответствии с законом. По истечении этого времени врач констатировал смерть преступника. Его тело положили в вырытую поблизости яму, засыпали и сровняли с землей. Вся процедура заняла в общей сложности не более 45 минут.
Казалось бы, все. Что еще можно сказать об этом деле? Тиран убит, преступник понес заслуженное наказание. Но вот тут-то и начинается самое интересное.
Выяснилось, что в театр на премьеру было не так-то просто попасть. Богров же пришел по билету, выданному ему лично начальником охранки подполковником H. Н. Кулябко… К тому же, террорист действительно сотрудничал с охранным отделением еще с 1906 года, поставляя сведения о деятельности социал-демократов, анархистов и эсеров, с которыми имел тесные связи. Оказалось, что в деле убийства Столыпина замешаны командир Отдельного корпуса жандармов, товарищ министра внутренних дел генерал-лейтенант Курлов и другие высокопоставленные лица: подполковник Спиридович (начальник дворцовой охраны), вице-директор Департамента полиции Веригин, уже упоминавшийся начальник Киевского охранного отделения подполковник Кулябко и другие. Они не только позаботились о том, чтобы Богрову был выдан специальный пропуск, но и создали в театре беспрецедентный вакуум охраны высших должностных лиц, включая и Николая II. Все это как нельзя лучше способствовало выполнению плана, составленного террористом. Последний наивно полагал, что России по тогдашнему положению дел не хватает именно такого акта для начала еврейских погромов (ведь сам убийца – еврей), которые должны вызвать революцию. Но его расчет оказался ошибочным. Погромов не было, поскольку их истинной причиной является отнюдь не смерть сановного лица, на которого большинству наплевать.
И еще: заговор расследовался на сенатском уровне, но государь внезапно прекратил дело. Почему? Может быть, смерть Столыпина его не так уж и огорчила?
Так каковы же на самом деле были причины убийства российского премьер-министра? Версий
