приземистой верандой.
Во всех четырех стенах комнаты, как исстари заведено в Кашгаре, устроены были ниши, сверху донизу загроможденные одеялами или заставленные фарфоровой и глиняной посудой. Юнус сидел у стола, еле-еле, освещенного лампой, и вглядывался в бумажку, испещренную мелкими буковками. Вошедшего Турди он, наверное, не заметил, головы не поднял.
— Вы не завещание свое читаете? — пошутил Турди, смеясь, как обычно, к месту и не к месту.
Слово «завещание» обидело Юнуса всерьез:
— У вас, приятель, сочувствия ни на волос. Наверное, и в могиле будете скалиться.
— По-нашему — ешь плов, даже если небеса обрушатся!
— Садитесь! — приказал Юнус.
— Почему перебрались сегодня сюда?
— Нужно чаще менять место, чтобы не мозолить людям глаза. Очевидно, через несколько дней опять придется переходить. Позаботьтесь о подходящей квартире.
— На этот счет будьте спокойны. Не преувеличу, если скажу: почти половина Кашгара наша.
— Хватит болтать! Скажите, что сделали.
— Сегодня я обрадую вас, байвачча.
— Ну-ка, ну-ка?
— Ходжанияз согласен принять нас с вами завтра вечером.
— Вот это дело! — обрадованный Юнус налил в рюмки коньяку.
Однако от следующих слов, которые Турди произнес почти шепотом, радость его улетучилась:
— Я долго ломал голову, как это устроить. И если бы не Моллахун-ака, ничего бы не вышло. Ходжанияз подозревает, что вы человек Шэн Шицая, будьте осторожны.
— Вот как? А вы?
— Я вне подозрений. Не я ли еще в Кумуле подарил ему «для дела ислама» товаров на пятнадцати верблюдах?
— Он прослышал о моем приезде?
— Они тоже не дремлют. Я объяснил, что вы приехали по торговым делам и для проверки своего здешнего имущества.
— Замана видели?
— Нет.
— Не влез бы этот поганец.
— Я говорил с Моллахуном. Хатипахун и его единомышленники отдаляют Замана от Ходжанияза. Сейчас только Сопахун поддерживает его.
— Вот… — Юнус взял со стола бумагу. — Первое распоряжение Ходжанияза: изъять зерно у перекупщиков и распределить среди дехкан на семена. Второе — призвать под ружье добровольцев. Завтра нам прежде всего надо пожертвовать Ходжаниязу все свои запасы продовольствия, опередить, пока их у нас не отняли.
— Сколько денег пропадет! — Даже в полумраке стало заметно, как побледнело обычно красное лицо Турди.
— Не беспокойтесь приятель, убытки вернем иными путями.
— Делать нечего, будь по-вашему… — вздохнул Турди.
— С другой стороны, надо распространить листовки о том, что Ходжанияз враг баев, встал на путь красных, отбирает добро у зажиточных. Пусть усилится недовольство баев!
— Это вы как знаете. С какими хлопотами собирал я продовольствие! Как жалко! Да сейчас бы цены поднять, сколько прибыли сразу было бы… — снова вздохнул Турди.
— Следующее… — Юнус раскурил сигарету и продолжал: — Надо отпечатать тысячу листовок, в которых очернить Ходжанияза и Сабита-дамоллу.
— Пирим… — ужаснулся Турди, взывая, по обычаю уйгуров, в тяжких случаях к помощи духовного покровителя.
— Оставьте свои «пирим-мирим»! Подошло время определить к делу и тех двух, которых вы откармливаете как на убой.
— Ибрагим готов.
— Он, по-моему, труслив. Скажи: «Заман пришел» — и засеменит прочь, как перепелка в траве.
— Пусть так, но знаменитого Пазыла он все-таки провел!
— Не провел, а предал. Как бы и с нами не обошелся так же. За ним глаз да глаз нужен. А тот человек когда придет?
— Уже должен ждать во внешнем дворе.
— Зовите, поговорим.
— Во рту пересохло, промочить бы! — Турди взглянул на коньяк, облизал губы.
— Дело завершим — и жажду утолим.
— Глотку хоть смазать… — Турди отправил в рот два жирных куска баранины, вышел.
Пока он ходил за Масаком, Юнус еще раз просмотрел подготовленные для отправки Шэн Шицаю секретные телеграммы — о численности исламских солдат, их вооружении, местах расположения, с данными о Командном составе. Кое-что дополнил.
Вошли Турди с Масаком. Не поздоровавшись, Масак приткнулся к косяку, замер у входа, как кривой куст.
— Садись! — показал место Юнус.
Тот, не поблагодарив, опустился, словно верблюд, на колени. Грубость, соединенная с тупостью и слабоумием, так и выпирала из него.
— Хочешь разбогатеть и жениться на хорошенькой вдовушке?
— Хи… чего ж не хотеть? — не задумался Масак и показал в улыбке желтые зубы.
Юнусу стало противно, он приподнял край ковра и сплюнул.
— А человека убить сможешь?
— Чего ж не убить? — Теперь Масак посмотрел на Турди, который знал, что еще в Кульдже во время ссоры из-за денег Масак придушил сестру и пырнул ножом брата, потом бежал в Кашгар, где убил товарища и присвоил его имя. Турди не раз пользовался его услугами.
— Если мы сейчас пошлем тебя убить человека, пойдешь?
— Чего ж не пойти?
Удивленный его ответами, Юнус взглянул на Турди: «Тварь в своем уме?»
Турди понял его взгляд.
— Объясняться с ним бесполезно. Но если получше втолковать поручение, исполнит в точности.
— Чего ж не исполнить? — Масак по привычке глядел в сторону.
— Смотри сюда, Масак, — начал внушать Юнус, поймав его бегающий злобный взгляд. — На этот раз нужно убить не какого попало человека. Не будешь осторожен — поймают. Понял?
— Чего же не понять?
— Не говорите ему лишнего. Растолкуйте, что делать, и все, — вмешался Турди, знавший Масака.
Юнус уже несколько дней обдумывал план убийства Замана. Слово за словом он вдолбил свой план Масаку. Юнус пообещал убийце в случае удачи тысячу саров[33] серебром, молодую женщину и переброску в любой город, по выбору.
Глава пятая
Как путник, поднявшись на высокий перевал, осматривает окрестности, так и Шэн Шицай, достигнув известных ступеней в походе к вершинам власти, огляделся вокруг. Он последовательно придерживался
