Что же касается потерпевшей стороны, то здесь расценили случай как покушение на законную власть. Так немедленно и доложили «наверх», откуда тоже без замедления был получен приказ беспощадно расправиться с опасным преступником Гани. Отряд чериков ворвался в «донь шауфань». Допросили всех, кто оказался свидетелем происшествия, пытались узнать, куда мог уйти Гани. Затем начались усиленные поиски батура. Обшарили все дома, все закоулки, где он мог бы оказаться. Знавших его людей допрашивали с пристрастием, многих избили. Но джигит словно сквозь землю провалился! И долго еще, месяцы спустя, никто нигде не видел его и ничего о нем не было слышно. Люди недоумевали…
А произошло в тот вечер вот что. Гани уже садился на коня, когда к нему подбежали Омар с Авутом и стали наперебой приглашать в гости, споря между собой, к кому он должен пойти.
— Что вы несете? — разозлился Гани. — Вы не понимаете, что меня через пять минут черики будут искать по всему городу? Так нажрались, что совсем голову потеряли?!
Не успел он договорить, как вдали заслышался топот копыт.
— Это они!.. — испуганно произнес Омар.
— Уходите, а то из-за меня в беду попадете. Я тоже в путь. А догонят, посмотрим, кто кого.
— Ты с ума сошел?! — рассердился и Омар. — Ты Дурного шауе не знаешь? Нашел с кем состязаться! Без разговоров пристрелят, труп на свалку выбросят. Давай сюда!.. — и Омар, взяв коня под уздцы, повел его в узенький, почти не заметный с улицы переулок. Пропетляв по улочкам минут десять, они добрались до низенького домика в квартале Кара-дон. Коня разнуздали и загнали в пустой хлев, а сами вошли в дом, который внутри оказался довольно поместительным. В комнатах было чисто и уютно, на стенах висли дорогие ковры, окна, смотревшие во двор, были занавешены яркими разноцветными шторами. Впечатление было такое, будто в доме ждали кого-то в гости. На столике разместились подносы с лакомствами и фруктами, вокруг него были разбросаны мягкие одеяла и подушки. Гани этот уют понравился.
— Что ж, видно, у хозяйки этого дома есть вкус, — заметил он.
— Да, хозяйка на вкус неплоха, — ухмыльнулся Омар, выходя из комнаты. — А что касается дочери…
На его слова батур не обратил внимания. Он снял бешмет и устроился на одеяле у стола. Уже прошли те времена, когда он, услышав о девушке, не мог сидеть спокойно. Бегать за девицами, пугая их смелостью, он начал, едва у него стали пробиваться усы…
Неожиданно он услышал женский голос:
— Дома, дома дочь. Спит… А зачем ты про нее вдруг спрашиваешь?
— Уж и спросить нельзя…
Больше, как Гани ни напрягал слух, он ничего не разобрал.
Вскоре вернулся Омар, а следом вошла высокая, статная, очень красивая женщина с огромными глазами, густыми черными бровями. В ушах ее медленно колыхались тяжелые серьги. Гани не мог понять, своя ли у нее или искусственная коса до пят, не мог даже определить, сколько примерно женщине лет, но оторвать от нее глаза был не в силах. Хозяйка, смутившись, быстро вышла.
— Ты что вытаращился, баб не видел? — ревнивым вроде тоном сказал Омар. — Веди себя спокойно, прилично!
Тем временем Авут, прикорнувший у столика, начал даже похрапывать.
Женщина вошла снова. Она несла на подносе жареных цыплят, обложенных острой овощной закуской. Поставив поднос, приложила руку к высокой груди:
— Добро пожаловать! — и повернулась к Омару. — Омар-ака, вы тут пока сами за гостем поухаживайте, а я займусь ужином.
— Да ладно, хватит и этого, — спокойно, как своей жене, сказал Омар, — иди к нам, Айак…
Гани не понравился его тон, но он поддержал Омара:
— Действительно, сестра, не беспокойтесь…
— Ну что вы, какое беспокойство, мы всегда рады гостям, — улыбнулась женщина и ушла, играя косой.
— Кто она тебе? — грубо спросил Гани у Омара.
— А тебе что?
— Ты с ней как с женой обращаешься…
— Эх ты, степная темнота, одно слово темнота… Ну какое тебе дело, кто она мне? Нравится — возьми, если сможешь…
Гани растерялся, не зная, что ответить.
— Наливай, что ли, свою водку!
— Это дело другое.
Омар налил в две пиалы. Оба они выпили с жадностью, словно их мучила жажда, — сказалось пережитое во время столкновения и бегства.
— Скажи ей, пусть с нами выпьет.
— Ты совсем, я гляжу, освоился… Ладно, пусть будет по-твоему…
Пока Омар выходил в другую комнату, Гани налил себе еще полную пиалу и залпом проглотил.
— Ну что вы, что вы, мне неудобно, не стану я сидеть с вами, да еще пить… Нет, нет, не просите меня, — кокетничала Айимхан, но Омар, приобняв ее за талию, усадил за столик:
— Садись, садись, не ломайся, нам будет приятнее пить эту гадость, если ты будешь ее наливать, и выпьешь с нами. Я верно говорю, Гани? — Омар подмигнул батуру.
Женщина наконец села, обдав Гани густым ароматом духов.
— А твой приятель спать, что ли, сюда пришел? — брезгливо скривила губы Айимхан, указывая на Авута, храпевшего теперь уже совсем не тихо.
— Свободная комната есть? — спросил ее Гани, которому тоже надоело слушать храп.
— Есть, конечно, вот за дверью…
— Ну, так я его отнесу туда, пусть там спит себе, — Гани взял Авута под мышку как куль и легко понес его, хотя весил тот порядочно. Когда Авута устроили, хозяйка еще раз прижала руки к груди: «Добро пожаловать!» — и стала разливать чай…
И чаю выпили, и вина… Первую рюмку Айимхан проглотила с трудом, мужчины почти заставили ее сделать это, вторая пошла легче, а дальше она уже пила не жеманясь… С Гани она совсем освоилась, а батуру Айимхан казалась все более привлекательной и соблазнительной. В конце концов хмель начал действовать и на него — ведь он пил уже много часов. В голове шумела пьяная волна. Все вокруг происходило словно не на самом деле, и Гани порой казалось, что он вот-вот проснется.
— Айак! — снова как хозяин обратился к женщине Омар. — Ну-ка спой нам что-нибудь, грустно стало.
— Как ты сказал?! — накинулся на него Гани. — Еще раз услышу, что ты ее называешь Айак — язык тебе вырву, имей в виду!
— Ах ты, мой защитничек, батур мой, сладкий мой! — прижалась к нему Айимхан…
— Ладно, хватит, оставь свои нежности и для меня, — ухмыльнулся Омар.
— А что? Я — щедрая, никого не обижу, — вольно рассмеялась Айим, обнажая ровные маленькие зубки.
— Сыграй же. Возьми дутар, — уже просительно заговорил Омар.
— А гость не против?
— Для меня большое удовольствие будет послушать, — сказал Гани, не отрывая глаз от высоких грудей Айимхан. Он вспомнил подслушанный давеча разговор — «дочь дома». Об Айимхан шел разговор или это она отвечала? Кто она? Мать или дочь?
Айимхан показала на стену, на которой висели инструменты:
— На чем сыграть, на дутаре или на рубабе? Что желает услышать дорогой гость?
Гани одурманено смотрел то на стену, то на Айимхан, тяжело собираясь с мыслями. Ответил Омар:
— Возьми рубаб, под него веселые песни лучше поются.
— Тс, тс, Омар, помолчите, сегодня у меня самый дорогой гость — наш Гани.
Теплая волна плеснула в сердце джигита. Под аккомпанемент рубаба зазвенела песня:
