том числе длинноносого.
— Так, сколько можно 'пудрить нос'. Что-то Люба задерживается. Боха, Тень идите в номер. Я дождусь Багиру.
Прошла ещё пара минут, Любаня не появлялась. Подозревая неладное, я незаметно проверил кинжал и ножи, спрятанные под одеждой, отстегнул хлястик на кобуре 'Рокота' и пошёл в сторону уборных.
— Пропустите! — донеслось до моих ушей. Люба! — По-хорошему прошу!
— Красавица, да чего ты жмёшься, мы тебе ничего плохого не сделаем. Только хорошее, потом сама спасибо скажешь, поверь, мы лучше твоих сопляков, — пьяным голосом сказал длинноносый. Его рыжеволосый дружбан, отличавшийся тяжёлым квадратным подбородком и маленькими, глубоко посаженными глазками мерзко хохотнул. Твари, по таким офицерский суд чести льёт не просто крокодильи слёзы, он по ним кровью отливается.
— Руки убери, мудак!
— Ты кого мудаком назвала, сучка?
— Вас, — вынырнул из-за угла я. — Вы видите тут другие кандидатуры? — издевательски добавил я.
— Мальчик, топай отсюда, пока цел, — бросил мне рыжий.
— А вы мне не отец, чтобы указывать, пропустите девушку, и я забуду об оскорблениях.
— Мальчик не понимает, с кем связался, — ухмыльнулся длинноносый. Ненавижу уродов. Получил толику власти, теперь упивается ею на всю катушку. — Сосунок, ты знаешь, кто я?
Всё, они меня достали, слоновья порция адреналина выплеснулась в кровь, сейчас я вас буду немножко наказывать. Извините за переломанные руки-ноги.
— Головка от ***, - рыкнув, выплюнул я.
— Борис! — крикнул оскорблённый, он почуял неладное и потянулся рукой под пиджак. Его друг обладал отличной подготовкой и прекрасной реакцией, но простому человеку тяжело тягаться с охотником, тем более с демоном.
Поздно, я поднырнул под выстреливший в мой нос кулак рыжеволосого Бориса, впечатав тому локтём в солнечное сплетение. Боря охнул, его ноги оторвались от пола, пухлые губы сложились буквой 'о', а маленькие глазки полезли из орбит. Минус один. Длинноносый забыв о Любе, выхватил пистолет. Зря, жертва неуклюжего кадрильщика тут же его наказала. Резкий удар, пистолет улетел вглубь женского туалета, а челюсть длинноносого, клацнув на весь ресторан, встретилась с моим кулаком. Минус два. Плюнув на распластавшегося на кафельной плитке урода, я подал Любе руку и вывел её из уборной. Дружки провожали нас мутными от боли взглядами. Они явно не ожидали настолько быстрой расправы. Пусть благодарят, что я их не убил. А ведь мог. Вечер был безнадёжно испорчен. Я подозревал, что расплата настигнет меня где бы я не был, но даже мне не приходило в голову, что её корявые щупальца протянутся ко мне уже на следующий день. Не зря моя попа сигнализировала о грядущих неприятностях, ох не зря… Ладно, расскажу по порядку.
На следующий день, как я и предполагал, не выспавшиеся, но отлично проведшие полагающееся для сна время, мы, по всей форме, заявились в управление. Давешний майор сдал дежурство. Поэтому сначала неполное оперативное подразделение провинциальных охотников предстало пред очами полковника Юдина — начальника оперативного отдела центрального управления по борьбе с генетическими изменениями. Юдин, быстро ознакомившись с делами командированного персонала, вызвал порученца и перепоручил нас молодцеватому капитану, которому пришлось нести тяжкую долю по знакомству пришлых варягов с 'княжескою дружиной' и внесению заморских воев в различные гроссбухи. Пусть вносил не он, но за ошибки обещали строго спросить лично с носителя капитанских погон. Порученец оказался своим парнем. Не прошло и тридцати минут, как никто, кроме как Михалычем его не называл. Нас прогнали по кабинетам: завели на инструктаж, выдали чипы к тактическим шлемам, ознакомили с картой Москвы и закреплёнными участками работы, объяснили, как работать со схемами подземных жилых и промышленных уровней, внесли в графики дежурств, загнали в мед блок, где с каждого выкачали по литру соплей и ведру крови, сопроводили на стрельбище и проверили физическую подготовку на полосе препятствий. Апофеозом суматошного дня был поход в отдел собственной безопасности. Ради чего нас вызвали к безопасникам Михалыч не знал. На его памяти мы первые, кто удостоился столь пристального внимания полковника Бурмистрова, которого в народе за глаза кликают Буратиной. На вопрос, почему полкана сравнивают с деревянным героем, капитан усмехнулся, ответив, что скоро мы сами его увидим и все вопросы отпадут сами собой.
Мыхалыч как в воду глядел, вопросы отпали сами собой. За широким начальственным столом, нехорошо улыбаясь, восседал вчерашний длинноносый охотник до женского внимания, он же полковник Бурмистров, он же Буратино, он воняющий демоншей чел…
*****
Первым делом Бурмистров извинился за вчерашний инцидент, взмахнул пухлой ладошкой с короткими мясистыми пальцами, сказав, что он с друзьями не рассчитал коварства принятого на грудь 'градуса' и потерял моральный тормоз. Слава Богу — нашлись те, кто смог вовремя остановить сорвавшихся офицеров. Ага, так я вам и поверил…, товарищ полковник.
Стелил полковник гладко, без единой складочки, ровно и красиво, смотря на мою команду глазами из которых выплёскивалась честность пополам с осознанием вины. Так хотелось поверить словам временного начальника, что я еле удерживал себя от откручивания лампочки на покатых плечах, прикрытых формой с тремя звёздами. Судя по едва слышному презрительному хмыку, прозвучавшему за моей спиной, Багира ни на йоту не поверила Буратино.
Театральность постановки сквозила в каждом жесте хозяина кабинета, я нутром, кишками и печёнкой чувствовал надвигающиеся неприятности. Не того мы полёта птицы, чтобы акцентировать на нас внимание высокого руководства, в то же время не замечалось никаких предпосылок, что длинноносый отрабатывает заказной наезд политических оппонентов отца. С этой стороны было чисто, я несколько расслабился, но как показал дальнейший спич, де6лать этого как раз не стоило.
Буратино говорил правильные вещи, опутывая мою боевую группу кружевной вязью слов. Мол, он рад, что в отряд московского управления попала одна из самых сильных и результативных оперативных единиц, для него будет честью работать с нами, а за красивым слогом прятался тонкий намёк о глазах и ушах, которые отныне будут преследовать провинциалов, где бы те не находились. Когда ему показалось, что мы достаточно обработаны, безопасник сбросил маску радушного хозяина, завуалировано намекнув, что ему доставит радость какая-нибудь ошибка оперативников и прямым текстом заявил, что, хоть он и относится к охотникам с должным уважением, но сдаст любого в лапы ликвидаторов, если заметит генную перестройку, характерную для йома. Сволочь! Буратино прекрасно знал, что самые результативные и опытные охотники биологически наиболее приближены к демонам, показывая, что крепко держит оных за некую часть тела, располагающуюся ниже спины.
Я тогда ещё не знал ужасающей статистики потерь среди боевых групп. Руководство Московского управления тщательно скрывало реальную обстановку. Знания пришли гораздо позже, когда мы немного пообтёрлись в столице, и обзавелись кругом знакомств среди таких же трудяг войны с йома. Мы узнали, что за полтора месяца охотники недосчитались трёх не самых последних групп, вооружённых по самому последнему слову техники и подготовленных по самым последним методам тренировки бойцов элитных спецподразделений. А сколько было единичных потерь — не сосчитать. Демоны, терроризирующие столицу, выкашивали охотников пачками. Творилось нечто невообразимое, но вся статистика оседала во властных кабинетах, дабы не шокировать население. А в тот момент я смотрел на толкающего речь полковника и думал о том, что таких тварей гуманней было бы душить в зародыше и зря государство запретило аборты. Где-то на периферии сознания крутилась странная мысль, которая пыталась связать воедино слова Буратино и его уверенность в своих силах. Слишком вольготно он себя чувствовал, даже для ликвидатора. Возможно, кто-то другой не обратил бы на это внимания, но я давно привык доверять шёпоту интуиции. Хлебнём мы ещё горя.
За предельно корректными фразами прятался ужасающий в своём цинизме смысл беседы — жизнь и свобода бойцов оперативных групп управления целиком и полностью в руках писклявого чурбака. Кто
