откусить гамбургер, Петя сплющил его пальцами так, что из него полез майонез. — Как она называлась? Ты помнишь?
Антон не помнил. Странно, но раньше он никогда не забывал названий своих статей.
— Я… не помню.
— А разве так бывает — написал и забыл?
— Ничего не понимаю… что происходит? — он глянул на Петю, но тот безразлично тянул из трубочки колу. Однако, заметив взгляд Антона, все-таки отставил стакан в сторону.
— Она называлась «Падение вверх». Твоя статья. Падение вверх — это когда нет смерти, такую записку оставили нам девочки, прежде чем прыгнуть. Антон… это расследование никому не нужно так, как тебе. Так что на твоем месте я бы постарался вспомнить все, вплоть до мелочей. Если здесь и есть связь, если дети действительно умирают не сами, только ты сможешь это остановить. Потому что один раз уже сталкивался с подобным.
— Тогда мне лучше поторопиться… — Антон встал из-за стола, уронив стул. Ему не терпелось выбраться на свежий воздух.
— Даже не поешь? — удивился Петя.
— Нет… нет… — он кое-как поднял стул и поспешил к выходу.
Его вырвало аккурат напротив грязного окна, какой-то странной жижей, в которой он разглядел непереваренные кукурузные зерна.
- Что еще за… гадость?.. — Антон обтер рот рукавом и заметил, что Петя смотрит на него из кафе сквозь засранное стекло.
«Да пошел ты», — подумалось ему, но он поднял руку, показывая, что все в порядке.
Господи, и когда он успел нажраться этой долбаной кукурузы?
С глубоким вздохом он отвернулся от окна, прислонившись спиной к шершавой стене здания.
В голубом небе, похожий на стаю мошкары, учился полетам выводок птиц. Их серое пятно ползло по небосводу, то заворачиваясь спиралью, то распрямляясь, будто амеба под микроскопом. Антон закрыл глаза, слушая их далекие крики. Сейчас он бы все отдал, чтобы быть там, с ними. Учиться жить заново, в полете, а не таскаться с грузом прошлого по пыльной, истоптанной земле.
Куда мне идти, с чего начать?
Он открыл глаза и проверил карманы джинсовки.
Но все, что ему удалось обнаружить, он уже видел. Раскладной мобильник с телефонным номером полицейского участка, смятые деньги и крупинки табака, налипшие на вспотевшие пальцы.
Все это было каким-то наваждением, дурным сном, снящимся похмельным утром. Когда тревога за непогашенную сигарету навязчиво вползает в усталый мозг и порождает в нем пугающие образы… Все, что было у Антона в карманах, он уже видел, но его никак не покидало странное ощущение, что все эти вещи появились у него лишь вчера. Как будто кто-то подбросил их ему, а потом промыл мозги, избавившись от ненужных воспоминаний.
Город оживал. Желтое солнце поднялось высоко над домами, заливая их крыши ярким дневным светом. По дороге мимо Антона проехало несколько машин, из открытых окон которых неслась одна и та же приглушенная помехами музыка, а на перекрестке, внизу улицы, дожидалась зеленых огней светофора молодая пара с коляской. Новоиспеченная мамаша дразнила погремушкой свое любимое чадо, и звонкий детский смех, подхваченный легким ветром, разлетался во все стороны.
Антон улыбнулся, вспоминая, как нянчился со своими детьми, и решил, что обязательно навестит их, как только вернется обратно, в Новосибирск. Ведь в последнее время он был так занят делами, что совершенно позабыл о дочерях, сведя общение с ними к телефонным звонкам. А все подарки, что покупались им на дни рождения, он отправлял с курьерами, которые вместо поздравительных слов просили расписаться в документах о доставке.
«Я все исправлю…»
Он перебежал дорогу, решив, что лучше даст крюк, чем еще раз попадется на глаза своему бывшему однокласснику.
Все дороги вели его в полицейский участок, и поэтому он не боялся заблудиться, петляя по угрюмым, грязным дворам. Он был ищейкой, так все его называли за глаза. Еще со студенческих лет внутри у него работал невидимый навигатор, выбирающий самый короткий путь к нужным местам.
Антон вышел к желтому обветшалому зданию полицейского отделения довольно быстро, хотя совершенно не запомнил дороги, которой шел: Сибирск 43, как и все городки, появившиеся после второй мировой, был похож на зеркальный лабиринт. Он остановился напротив крыльца, у засохших самодельных клумб, сделанных из старых покрышек, и, оглядевшись, обтер о них налипшую на туфли грязь. Потом одернул задравшуюся на пояс куртку и с важным видом прошествовал внутрь.
В каком бы городе России Антону ни пришлось побывать, полицейские участки везде выглядели одинаково: убогий серо-желтый кафель на полу, покрашенные в тот же цвет стены и застекленная будка дежурного, гадающего кроссворды или раскладывающего на компьютере пасьянс «Косынка». Вот и в этом участке было точно так же, да вдобавок ко всему еще и воняло дерьмом: то ли обделался кто-то из задержанных, то ли дала течь канализация.
Вопреки всему, Антона очень быстро пустили к задержанному. Даже не спросили паспорта, который он позабыл в своей машине. Просто предложили расписаться в журнале посещений и проводили в тесную допросную комнатку.
Мужчина в приличном, хоть и грязном пальто сидел на стуле, склонившись над столом, словно пьяный, хвативший лишка в дешевом баре. Его черные засаленные волосы свисали до самой крышки стола, скрывая лицо.
Антон подвинул поближе пустой стул и аккуратно присел на самый край, разглядывая сбитые костяшки на кулаках задержанного.
— Так вот почему вы здесь, — сказал он, кивнув. — Сопротивление властям. И как, много зубов успели выбить?
Человек молчал. Но Антон знал, как его разговорить.
— Зря вы думаете, что я кровопийца. Это не так. Я пришел сказать, что, возможно, знаю, что происходит в городе. Но не смогу помочь, пока вы не расскажете, что видели…
— Не я один, — сказал мужчина. Он поднял голову и посмотрел на Антона.
— Что — не вы один?
— Не я один видел. Другие тоже.
— Другие родители?
— Да.
«Люди говорят… всякое» — вспомнилось Антону. Так, кажется, сказал Петя.
— И что же они видели?
— Видели, как выглядит смерть их детей.
— Разве кому-то удалось его разглядеть? — нахмурился Антон. — Запомнить, как он выглядел?
— Он меняется, — покачал головой мужчина. — Запомнить его нельзя.
— То есть как так — меняется?
— Становится тобой. Приходит к тебе домой, пока ты горбатишься на работе. Пьет твое пиво, ест твой обед, тискает твою жену. А ты даже не знаешь, что он приходил. Пока не становится слишком поздно.
— Все равно не понимаю… что значит — становится тобой? Как ему это удается? Как такое вообще возможно?!
— Я скажу тебе, но сначала ты ответь мне — у тебя есть дети?
«Второй вопрос за день», — подумал Антон и кивнул.
— Да, две дочери.
— Две дочки, — повторил мужчина. — Тогда почаще приглядывайся к зеркалам. Следи за собой. Отмечай любую деталь, любое изменение своей внешности. Возможно, ты — это уже и не ты вовсе…
В его словах не было ни капли здравого смысла. Но было объяснение всему, что случилось этим утром в кафе.
— Кто он? Скажи мне…
— Тот, кто приходит за нашими детьми, когда нам становится на них наплевать. И неважно, в каком
