перебранка.
— А ну пусти! Пусти, кому г’рю!
— Чё ты разорался-то, чё, а?
— Нет, а ты кто такой?
— Только без рук!
— Чего беситесь, всё равно брюхо-то одно…
— А ты ва-ще молчи!
— Нет, змеи добрые, вы только посмотрите, а! Как охотиться, так у него, вишь ли, голова кружится, а вот пожрать на дармовщинку…
— Ну не заметил я, не заметил! Сами тоже хороши. Трахнулись об дерево, у меня аж искры из глаз. Открываю глаза — нет утки. Может, я её и не глотал вовсе, может, лежит она сейчас там, под деревом спокойненько…
Это соображение на некоторое время ввергло Змея в размышления. Несколько минут он сидел молча и неподвижно, прислушиваясь к собственным ощущениям, наконец Правая голова вздохнула и пробормотала:
— Нет, кажется, он её всё-таки проглотил. А может, и нет…
— Гм! — неуверенно согласилась Средняя.
— Чё делать будем?
— Возвращаться надобно, — резюмировала Правая, и Змей, тяжело топая, направился обратно к месту катастрофы.
Несколько раз обойдя вокруг пострадавшего дуба и безо всякой надежды поворошив ногою палую листву, он почесал живот, и Средняя голова сказала:
— Всё же съел… Что Яге скажем?
Левая голова, виновато потупившись, покосилась на остальных:
— Может, соврём, что ничего не попалось?
— Ну уж нет! — вспылила Средняя. — Айда к реке. Натягаем старухе на уху — авось не осерчает.
Две крайние головы поспешно закивали, соглашаясь.
— Кто снаружи? — спросила Правая и тут же с азартом заявила: — Чур, я первый!
— Я т-те дам первый! — разъярилась Средняя и погрозила Правой кулаком. — Жребий потянем.
Змей сорвал три веточки, размером с хорошую березку каждая, одну сломал пополам и воткнул все три до половины в землю.
— Короткая — снаружи, — объявила Средняя голова.
Короткую вытащила Правая.
— О! А чё я говорил!
— Дуракам везет, — хмуро пробормотала Левая.
Добравшись до речки, Змей потрогал воду ногой, поёжился, поплескал под мышками, с шумом погрузился целиком и занялся рыболовством — две головы под водой хватали всю подвернувшуюся рыбу, а третья торчала снаружи и глубоко дышала за троих. Время от времени на поверхности появлялась одна из голов с трепещущей рыбиной в зубах и швыряла добычу на берег. Наконец из воды вынырнула Левая голова, сжимая в пасти огромного осетра.
— М-м-м? — вопросительно промычала она.
Правая голова, склонившись на длинной шее, придирчиво осмотрела трофей и кивнула:
— Сойдёт.
Пыхтя и отдуваясь, Змей вылез на песок. Левая голова с шумом высморкалась.
— Вечно я бозле губания броздужаюсь, — гнусаво посетовала она.
Собрав пойманную рыбу в охапку, Горыныч углубился в густые прибрежные заросли и вскоре исчез в лесных сумерках.
Едва он скрылся, на опустевший берег, крадучись, выбрался заросший бородой детина в кольчужной рубахе поверх кафтана, заржавленном гранёном шишаке и с массивным мечом на старом кожаном поясе. Его руки в кольчужных рукавицах судорожно сжимали голову коня, который бился, испуганно храпел и пятился назад.
Поглядев из-под ладони Змею вослед, мужик довольно крякнул, поправил меч и гордо выпятил грудь.
— Вот он, аспид! — хрипло сказал он, ни к кому конкретно не обращаясь. — Вот он, змей! Ну, таперича держись!
Взгромоздившись в седло, мужик ткнул коня каблуками в живот и медленно въехал под зелёные лесные своды.
Уха из осетрины старуху Ягу немного умаслила, и Горыныч, облегчённо вздохнув, направился к своей пещере с охапкой свежей рыбы и бутылью домашней бабкиной бражки под мышкой.
— Горик! — Бабка высунулась в окошко, повела длинным крючковатым носом с волосатой бородавкой на кончике и, разглядев Змея, крикнула вслед: — Я сёдни кой-куда в гости собираюсь, так что раньше завтрева не жди!
— Ла-адно! — за всех ответила Средняя голова.
— Вот удружила, дура старая, — хмуро заметила на это Правая. — Куды ей в гости на старости лет? Ей-то что, а нам опять круглые сутки караулить…
— А ты не бузи, — строго заметила Средняя, — чай, не чужое стерегём. Своё, кровное.
— Да я чё, я ничё… Уж и сказать нельзя.
Потоптавшись у входа в пещеру, Змей попытался счистить с ног грязь, потом махнул рукой и полез так.
В небольшом каменном углублении навалена была внушительных размеров мусорная куча, состоявшая, в основном, из всевозможных птичьих перьев, сухого мха, прелой листвы и трав. Запустив лапу в самую глубину её, Змей вытащил круглое массивное яйцо и направился к выходу.
Безуспешно пытаясь просмотреть его на свет, он вертел яйцо так и сяк, прикладывал к уху всех трех голов поочередно, потом грустно вздохнул и сунул его обратно в кучу, после чего уселся у входа, подперев лапами две крайние головы. Средней голове, как всегда, подпорки не хватило, и она, присмотрев нагретый солнцем валун, примостилась на нём. Правая, подтянув к себе пузатую бутыль, зубами выдернула пробку и заглянула внутрь.
— Брага! — радостно объявила она и стала оглядываться в поисках посуды.
— Все сроки миновали, — мрачно заметила Левая. — Сколько ж ещё ждать?
— Это хорошо, что долго лежит, — заметила Правая. — Это значит, что сын будет.
— Дурак ты…
— Почему это — дурак? — обиделась Правая. — Примета есть такая. — Правая лапа проворно разливала содержимое бутыли по чашкам. — Третьим будешь?
— Н-ну… э-э-э…
— Да чё там, давай.
— Хы!..
Глиняные чашки стукнулись краями. Опустели. Вслепую нашарив рыбёшку, Правая голова сунула её в пасть и поморщилась, когда по горлу проскребли колючки.
— Ох!
— Эк тебя корёжить… — сочувственно покивала Средняя. — Окунишка попался?
— Он, проклятый…
Горка рыбы быстро уменьшалась.
Месяца четыре прошло с тех пор, как счастливая избранница Змея, Скарапея Аспидовна, в которой он души не чаял, выполнила свои супружеские обязанности и удалилась в Муромские леса. Хоть там изредка и пошаливали татары, всё же было поспокойнее, опять же не так голодно. А Змей, который на своем веку разменивал уже девятый десяток, остался охранять будущее потомство.
Старая знакомая, имени которой уже давно никто толком и не помнил и которую все звали просто Баба-Яга (хоть она и утверждала, что пришла сюда из древних мест и род свой ведет чуть ли не от
