Вечером того же дня раздался телефонный звонок, и так хорошо знакомый мне голос неуверенно произнес:
— Привет.
Сказала — и сразу замолчала, словно ожидая моей реакции, — не взбешусь ли, не обругаю, не повешу ли трубку?
— Боже! Это ты, любовь моя, — растроганно произнес я. — Вот уж не ожидал…
— Почему это ты не ожидал?
— Да мы вроде как бы… Впрочем, это уже неважно. Я безумно рад тебя слышать! Как поживаешь?
— Хорошо. А ты?
— А я плохо, чертовски плохо!
— Почему это?
— Да из-за тебя, глупая ты девица! Разве можно жить хорошо, когда каждый день думаешь, где ты, что с тобой, с кем ты, не дай Бог, встречаешься, ну и так далее.
Мы поговорили еще несколько минут, и тут я вдруг вспомнил о таинственных звонках.
— А знаешь, у меня тут поклонница объявилась, которая звонит и вешает трубку. Самое интересное, что она откуда-то про тебя знает.
— Хочешь, я тебе скажу, кто это?
— А ты знаешь? — удивился я.
— Знаю. Помнишь, мы однажды заходили к Шнурковой в общагу? Она тогда жила с двумя соседками из параллельных групп.
— Ну и что?
— Одной из них ты так понравился, что она взяла у Шнурковой твой телефон.
— А что за девица? — Сколько я не морщил лоб, но вспомнить, кого я там видел, не мог.
— Да так себе. Она, кстати, тоже из Подмосковья, поэтому звонит тебе, только когда приезжает в Москву.
— Ладно, черт с ней! Скажи лучше, когда мы с тобой встретимся?
— А в этом есть необходимость?
Вот, в этом вопросе была вся Алина — сначала звонит первой, чтобы помириться, а потом делает вид, что все это «просто так» и заявляет, что ей «некогда» или что-нибудь в этом роде. Впрочем, я уже был готов к подобным милым фокусам, поэтому принялся горячо настаивать:
— …Тем более, что скоро будет Восьмое мая — очередная годовщина нашего знакомства, которую обязательно нужно отметить!
Наконец она согласилась, я повесил трубку и глубоко вздохнул. Какое счастье, что ничего еще не кончено, что наш роман обрел новое дыхание и впереди нас ждет много интересного!
— Ой, какая чудесная собака! — охнула Алина при встрече, когда я вручил ей симпатичную китайскую игрушку — средних размеров плюшевую собаку, черно-белого окраса, со смешными ушами. — Спасибо, мне очень приятно.
— А мне очень приятно, что тебе очень приятно! — заявил я, жадно вглядываясь в знакомое милое лицо. Подумать только, и такой красивой девушки я чуть было не лишился, причем по собственной глупости!
— Жаль только, что она не живая!
Я вздохнул:
— А живую я куплю тебе в качестве свадебного подарка!
Алина давно хотела иметь собаку, и однажды мы даже ездили с ней на Птичий рынок, где я купил… но не собаку, а отлично иллюстрированный альбом, откуда она, после долгого изучения, выбрала себе золотистого американского ретривера. Увы, порода была редкой, и такой щенок стоил несколько сотен долларов. Поэтому я всячески пытался доказать своей милой недотроге, что, не обнадежив поклонника, глупо требовать от него столь дорогого подарка.
— А ты знаешь, недавно у меня был очень трогательный случай, — заговорила она, когда мы направились к нашему любимому кафе. — Нас с мамой пригласили в гости, и когда мы шли по пустынному переулку, то вдруг наткнулись на маленького, худого щенка, который с трудом ковылял нам навстречу на трех лапах, поджав перебитую четвертую. Он был такой симпатичный и несчастный, а глазки такие блестящие и умные, и в них застыли настоящие человеческие слезы!
Ее голос дрогнул, я взглянул и с удивлением увидел, что в ее собственных глазах тоже блеснуло нечто похожее.
— Я остановилась, — продолжала она, чуть погодя, — и он тоже остановился и робко завилял хвостом. Стоило нам двинуться дальше — и он с трудом заковылял следом. Я опять остановилась, остановился и щенок и глядел на меня с такой трогательной преданностью!
— Ну, а ты что же?
— Я пошла дальше, мама меня торопила — «мы опаздываем, неудобно заставлять себя ждать», — но вскоре не выдержала и обернулась. Он сидел прямо на асфальте и смотрел нам вслед, уныло свесив смешные уши. Я не выдержала, бросилась назад и подхватила его на руки. И, представляешь, он тут же признательно лизнул меня в щеку.
— Завидую! — пробормотал я. — Ну и чем кончилось?
— А ничем.
— То есть как? Ты что, опустила его на землю и ушла?
— А что я могла сделать? Мои родители не хотят собаку! Кто с ней будет гулять, когда я на работе или в институте?
— Я могу приезжать.
— Ну да, как же!
— Вот видишь, недаром я тебе говорил, что собака должна стать свадебным подарком.
— Ладно, оставим эту тему. Знаешь, я что подумала по поводу своего диплома?
— Что?
— Что я буду приезжать к тебе и набирать его на твоем компьютере!
— Вот это мило! — Я остановился и вытаращил на нее глаза. — А ты думаешь, мне это будет легко?
— В каком смысле?
— Гм! Да в смысле сидеть с тобой в одной комнате и заниматься всякой ерундой вместо любви!
— Ничего, потерпишь! — лукаво блеснув глазами, заявила Алина.
Я смотрел на нее и чувствовал, как синусоида моей влюбленности взбирается все выше, и выше, и выше…
— Какая ты смешная и милая, — сказал я, поворачиваясь назад и улыбаясь. Алина сидела на диване и диктовала мне текст своего диплома, который я набирал на компьютере. Работы было много, и я поставил сбоку от себя зеркало, чтобы постоянно следить за выражением ее лица. Особенно меня умиляло и забавляло, когда у нее не сходились какие-то данные и она начинала хмуриться и чертыхаться.
Приближался конец года, и мы работали почти ежедневно, причем она приезжала утром, а уезжала вечером. В середине дня мы делали перерыв — обедали, болтали, курили, — а потом снова рассаживались по местам: я — за компьютер, она — на мой диван.
За время работы над дипломом мы сблизились едва ли не сильнее, чем за все предыдущие годы! Честно сказать, но теперь мне уже казалось просто немыслимым, что и на этот раз она мне откажет, что опять сумеет оттолкнуть, что все это сближение пойдет прахом. Ведь нам было так хорошо, весело, приятно в обществе друг друга!
В один из таких дней в коридоре зазвонил телефон. Когда я вернулся в комнату, то застал Алину в томной позе — она сидела на диване, склонив голову на подушку. Темно-русые волосы ее слегка разметались, открывая нежное белое ушко. Глаза лениво следили за солнечным лучом, пробивавшимся сквозь легкую тюлевую занавеску, а тонкие пальцы задумчиво водили по мягкому велюровому
