Я сбавил скорость, чтобы улучшить сцепление с дорогой, и машина медленно поползла по ухабам. Сосны и кедры, отяжелевшие от снега, то и дело роняли на ветровое стекло целые сугробы, заставляя дворники натужно скрипеть. Престарелая механика пока побеждала.
Профессионально сделанные вещи не поддаются времени. Я вытащил пистолет времен Второй мировой из кармана за спинкой сиденья. А еще профессионально сделанные вещи заставляют непрошеных гостей бежать за чистыми трусами.
Перевалив через последний холм, я выключил фары. Опустил окно, выставил руку с фонариком и проехал последние метры до конца леса. Слева показались покосившиеся столбы бывшей ограды. Я выехал на край скотного двора. Еще пятьдесят ярдов, и начались кустарники, а за ними — дорожка к дому. Я остановил машину, сунул пистолет в глубокий карман пастушеской куртки, низко надвинул шапку и вышел в снегопад, подсвечивая себе точечным фонариком землю перед ботинками. Следы загадочных шин привели меня под дубы, прямо к грузному черному «хаммеру».
Владелец этого прожорливого городского танка наверняка завязан с большими деньгами. Номера Северной Каролины. Округ Банкомби. Это означало Эшвилль. Прокатный, возможно? Вернулись фотографы, которых я выгнал месяц назад? Решили, что во время метели могут пробраться мимо нас и рыскать по ферме Кэти, как им будет угодно. Фотографы могли пронюхать, что она уехала из Лос-Анджелеса, и теперь собираются ждать ее везде, где она хотя бы теоретически может появиться.
Ну что ж, я тоже умею охотиться из засады.
Я обошел дом, заметив полоски мягкого света под покрывалами, которыми кто-то занавесил окна гостиной изнутри. Окна столовой, кухни и двух спален были темными и без занавесок, как и всегда. У каждого я останавливался, заглядывал внутрь. Пустые темные комнаты. Все в порядке.
За прошедшие четыре года я привык считать коттедж Нэтти своим вторым домом. Я не был вором, я не был вандалом, я был добровольным хранителем. Я открывал окна, поддевал защелку на двери, бродил по дому. Знал, что хранится на чердаке, а что в подвале. Знал, какие рамы скрипят, когда я их открываю, и какие половицы могут взвизгнуть под ногой.
Я знал, как бесшумно пробраться внутрь.
На двери над крошечным крытым крыльцом
Ни звука из передней части дома. Отлично. Непрошеные гости, наверное, заснули, и я мог застать их врасплох. Подтянувшись на руках, я скользнул в спальню и беззвучно приземлился на пол. Дом был прочным, паркет клали на совесть. Широкие кленовые доски были подогнаны очень плотно.
Профессионально сделанные полы не скрипят под ногами.
Очень медленно, шаг за шагом, я пробрался в главный коридор. Оттуда открывался отличный вид на гостиную. Сквозь открытую дверь я смог рассмотреть множество ящиков возле входной двери и маленький фонарь дневного света. Остаток комнаты тонул в темноте.
Прислушиваясь, я двинулся дальше. Ни храпа, ни разговоров, ни шелеста книжных страниц или тихой мелодии плеера или радио. Я опустил было руку на пистолет, но решил оставить его на месте. Отец учил меня и Джона множеству правил обращения с оружием, первым и главным из которых было:
Слева остались двери на кухню и в столовую, справа — дверь в большую спальню. Еще два мягких шага — и я дошел до двери в гостиную. Остановился там, готовясь встретиться с теми, кому взбрело в голову устроиться в этом очень частном и очень особом месте.
Один шаг — и я буду внутри. Я поднял ногу, готовясь шагнуть. И услышал мягкий щелчок очень хорошо смазанного оружия. За спиной. Что-то твердое ткнуло меня в спину. Я застыл. Хриплый женский голос спокойно сказал:
— Теперь ты задаешь себе один вопрос: «Повезет ли мне?» Ну, повезет ли, подонок?
Женщина. Женщина… цитирующая Клинта Иствуда из фильма «Грязный Гарри». Я узнал ее голос. Мурашки рассыпались по спине. Не может быть. Или может?
— Привет, — тихо сказал я. Раз уж мы решили начать с цитаты, не стоило ударять в грязь лицом. — Люди Земли, я пришел с миром.
— Вперед, — ответила она. — Развесели меня сегодня[13].
— В данном случае мы имеем отсутствие взаимопонимания[14] .
— Но я застрелил человека в Рино — просто чтобы поглядеть, как он умирает[15].
— А я думал, ты просто рада меня видеть.
— Обернись. Медленно.
Я начал медленно разворачиваться. Слегка расставив руки, чтобы держать их на виду. Сердце колотилось, в голове пульсировал коктейль из заботливости и возбуждения. В сумрачном коридоре меня ожидало странное зрелище — крошечное создание в пушистой парке, с лицом, скрытым под разноцветной лыжной маской, смотрело на меня бесстрашными зелеными глазами и целилось мне в грудь из мощного дробовика. Кэти.
Я прекрасно представлял, как выгляжу сам: волосатый, неуклюжий, в низко надвинутой шапке и тяжелой пастушьей куртке на козьем меху. Я не удивился бы, нажми она тогда на курок.
— Из всех забегаловок во всех городах, — произнес я голосом Хамфри Богарта из «Касабланки», — почему ты приехала в дом своей бабушки, не предупредив меня?
Удивительные зеленые глаза прищурились, разглядывая меня, потом расширились. Она попятилась. Дробовик дрогнул и опустился. Мягкие пухлые губы сложились в удивленное «о».
— Томас?
Настал мой черед таращиться от изумления. Она не могла опознать меня по старым фото, и мы всего лишь два или три раза общались по телефону.
— Как ты поняла? — спросил я.
Она склонила голову. Глаза стали серьезными, решительными, но блестели от слез.
— По голосу, — сказала она. И мрачно процитировала: — «Ты зацепил меня, сказав 'привет'».
Эмоциональная простота той ночи, когда мы с Кэти впервые столкнулись лицом к лицу, точнее, лицом к лыжной маске, просто не поддается описанию. Если же обратиться к философии дизайна, то дом — это не просто стены и крыша, это пространство, которое заключено между крышей и стенами. Это чудо основ физики, магия идеальных креплений, дзен ограниченной атмосферы. Назовите это потоком, или фэн-шуй, или хорошими инстинктами архитектора, но, когда дом построен правильно, в нем хочется глубоко вздохнуть, медленно, ровно выдохнуть и расслабиться. Думать не нужно. Вы уже часть дома. Дом сам скажет вам, что нужно делать.
Наш дом, мой и Кэти, был правильным. Благодаря ему все было просто.
— Не нужно сегодня ничего объяснять, — сказал я, когда она опустила дробовик. — Ты не против, если я лягу на пол в маленькой спальне, пока не потерял сознание? Я не привык к дробовикам. —
— Ты хочешь остаться? — спросила она, наклонив голову.
Я кивнул.
— Даже если ты передумаешь насчет стрельбы, я не оставлю тебя ночевать здесь в одиночестве.
Она пару секунд помолчала, рассматривая меня, ее удивительные глаза словно оценивали возможные варианты моих мотивов, потом кивнула.