обложку. Какое-то чутье подсказало ему спрятать дневник в ящик кухонного стола, куда он редко заглядывал.
Я люблю тебя.
Ее слова нескончаемым хором звучали в его голове дни и ночи. Безмятежность и защита от реального мира, которые Крейг нашел в горной хижине, растаяли, как облачко дыма от порыва ветра. Ему везде виделась Челси и в первую очередь, он винил в этом ее вторжение в его жизнь.
Иногда ему слышался ее нежный смех, его ноги прирастали к месту и он забывал, что делал в данный момент. Крейг вспоминал ее сладострастные стоны в его руках, все изгибы ее тела, ее чувственность и память о наслаждении, которое испытывал в ее объятиях, не оставляла его. Он проклинал себя, но ничего не мог поделать.
Ночью Крейг чаще всего дремал на полу у камина, прежде чем заставить себя лечь в постель, где он метался и ворочался, не в силах уснуть. Его тело постоянно требовало Челси. Он протягивал руки к тому месту, где когда-то лежала она и вздрагивал, натыкаясь на пустоту. Крейг вдыхал ее неповторимый аромат, сохранившийся на подушке, даже после того, как перестелил постельное белье. Его кошмары усилились до такой степени, что он вообще перестал спать ночами и днем его шатало от усталости.
Если Крейг не колол дров, не чинил крышу хижины или не копался в саду, то слонялся по лесу, пытаясь собраться с мыслями и пытаясь справиться со своими чувствами.
Через три недели после отъезда Челси, он вытащил дневник из кухонного стола и прочитал его. Перед ним снова ожили картины обвинения, суда, вынесенный приговор и тюремное заключение. Хотя ему и было трудно согласовать тогдашнее поведение Челси с ее теперешней страстью и терпением, он отнес эти перемены за счет ее зрелости и проницательности, которые она приобрела после смерти отца.
Теперь Крейг подробно узнал, как плелись интриги вокруг него, как состряпали обвинение и почему. Он читал мольбу о прощении мертвого человека, но это не трогало его. Крейг сомневался в том, что сможет простить или перестанет ненавидеть своего бывшего тестя, потому что наконец увидел его таким, каким он и был — амбициозным, самолюбивым человеком, который не задумываясь принесет в жертву всех и вся, включая единственную дочь во имя успеха и места федерального прокурора.
Несмотря на потрясение и гнев, которые не отпускали его несколько дней, Крейг осознал, какие возможности откроются для него, если он предоставит признания Локриджа судебным властям. И еще он осознал ту жертву, которую принесла Челси, отдав ему дневник отца.
Крейг отчаянно хотел, чтобы она вернулась в его жизнь. Он нашел в себе силы и мужество простить ей предательство, примирившись с мыслью, что Челси тоже была обманута своим отцом. Насколько же она была права, когда советовала ему раз и навсегда разобраться с прошлым, иначе он не сможет обрести покой в будущем.
Крейг связался с офицером, под наблюдением которого находился и с адвокатом из Сан-Франциско, которому доверял, и предпринял первые шаги, необходимые для снятия пятна с его имени, восстановления репутации.
Он слишком любил и нуждался в Челси, чтобы не попытаться завоевать ее вновь. И ему очень хотелось понять, что же она все-таки имела в виду, когда говорила о всей правде.
Глава 10
Прозвенел входной звонок. Челси в нерешительности постояла на лестнице, недоумевая, кто бы это мог быть в такой ранний час. Она пересекла просторный холл, подошла к двери из красного дерева и приникла к глазку. На крыльце спиной к ней стоял мужчина.
Как бы почувствовав ее присутствие, он обернулся, и их взгляды встретились. Челси не верила своим глазам. Одетый в белоснежную рубашку, расстегнутую у ворота, в темно-синие брюки и сочетающийся с ними вельветовый пиджак спортивного покроя, в великолепных кожаных ботинках, Крейг выглядел так, как будто только что сошел со страниц модного журнала для мужчин. Она заметила, что его волосы аккуратно подрезаны, но оставались по-прежнему длинными и черной гривой свободно падали на плечи. Огрубевшие черты лица, а не только мускулистое тело, подчеркивали его мужественность. Внезапно Челси поняла, что он выглядит намного спокойнее, чем там, в горах. Вобрав в себя побольше воздуха, молодая женщина открыла дверь. Она держалась за дверную ручку, слишком взволнованная, чтобы что-то сказать.
«Я разбудил тебя?» — спросил Крейг.
«Нет, — нервно воскликнула Челси. — Я уже больше часа на ногах».
«Я понимаю, что еще слишком рано, но мне необходимо поговорить с тобой. Ты была права, когда обвиняла меня в том, что я слишком погружен в себя. Я так погряз в своих проблемах, что даже не удосужился поинтересоваться, как на тебе отразился весь этот судебный процесс и наш развод. Но теперь я спрашиваю тебя об этом, и готов выслушать все, что ты захочешь мне рассказать». Ошеломленная Челси отступила. «Заходи».
Она не отрывала от него взгляда, когда он переступил порог дома, унаследованный ею от отца. Закрыв дверь, Челси прислонилась к ней спиной, бессильно опустив руки. К горлу подступила тошнота.
Крейг обернулся посмотреть на нее и нахмурился. «Ты ужасно бледная. С тобой все в порядке?».
Она кивнула и выпрямилась, стараясь не показывать свою слабость. «Я прекрасно себя чувствую. Как раз собиралась варить кофе. Ты будешь чашечку?».
«Звучит заманчиво».
Челси пошла через холл. Черный шелковый халат обрисовывал ее фигуру. Она шла впереди, но приостановилась и оглянулась, услышав, что он замедлил шаги. Крейг, разглядывал гостиную.
«Мне нравится, как ты здесь все изменила».
«Темные панели и тяжелые бархатные портьеры действовали угнетающе. Я переделала интерьер дома после смерти отца, продав с аукциона его мебель».
«Тебе всегда нравились ослепительно белые стены, сводчатые потолки и жалюзи в колониальном стиле».
«Думаю, что это последствия клаустрофобии, которая была у меня в детстве». Пока Челси приходила в себя от его неожиданного вторжения и вежливых замечаний, Крейг вел себя, как посетитель художественной выставки. Стоя в дверях кухни, она наблюдала, как он с восхищением разглядывал картины, которые они собирали во время совместной жизни, и которые она со вкусом развесила в широком коридоре, ведущем в кухню. Крейг задержался перед тремя картинами импрессионистов, изображавших обнаженные натуры.
«Я рад, что ты их сохранила».
«Мы купили их в наш медовый месяц», — напомнила Челси, втайне радуясь тому, что он помнит коллекцию. Крейг посмотрел на нее и отвел взгляд. Его натянутый вид удивил ее.
«Счастливое время», — наконец заметил он, входя за ней в кухню с совершенно белыми стенами, с розовато-лиловой стойкой и таким же кафелем на полу.
«Это не те же цвета, что были на нашей кухне в квартире?».
«Меня удивляет, что ты это помнишь».
«Теперь я помню многие вещи, Челси, особенно, твое сострадание и доброту».
Она нахмурилась, не готовая к его комплиментам, но хорошие манеры, привитые ей с детства, дали о себе знать. «Спасибо».
«Я принял кое-какие решения и хочу поделиться с тобой».
«Хорошо», — прошептала Челси, затем рассеянно взяла кухонное полотенце и подошла к кофеварке. Включив ее, она повернулась к Крейгу, который стоял на другом конце просторной кухни.
«Мне сегодня не нужно на работу и у нас полно времени».
«Ты порвешь полотенце, если будешь так крутить его в руках». Челси уставилась на бывшего мужа. Полотенце выпало у нее из рук. Крейг подошел, поднял полотенце и положил его на кухонную стойку. Он стоял так близко, что Челси перестала дышать. Крейг изучающе посмотрел на нее. Ей показалось, что он чем-то встревожен. На его скулах выступили красные пятна. «Ты вся дрожишь. Если это из-за меня, то я