Глава 2
Крейг с негодованием отметил, как в нем все сильнее разгорается желание. Он хотел ее, страстно желал каждой клеточкой своего тела. Но знал, что стоит ему только почувствовать ее, как он с головой окунется в водоворот страсти, из которого уже не выбраться.
Возвышаясь над ней, Крейг жадно всматривался в лицо Челси, как бы желая отыскать следы страсти и нежности, того блаженства, которое он испытывал в ее объятиях. Осталось ли хоть что-нибудь? И проклинал себя за эти мысли. Не имеет значения, какой она стала, как сильно он ее желает. Она не отвечает тем требованиям, которые теперь он предъявляет к женщинам.
«Мне не нравится, что ты сделала со своими волосами», — вдруг сказал Крейг, удивляясь, почему это его волнует.
Челси правой рукой коснулась прически, продолжая смотреть на него.
Его ладони внезапно зачесались от желания коснуться каскада ее длинных, густых, темно- каштановых вьющихся волос. Раньше он мог часами перебирать шелковистые локоны, когда они занимались любовью.
Воспоминание об этом свело на нет все усилия, которыми Крейг пытался подавить вспыхнувшую страсть. Новая волна желания пронзила его словно молния. Он не должен поддаваться! Страсть делает человека уязвимым. Эту истину Крейг постиг еще до заключения, но особенно хорошо понял ее во время своего пребывания здесь.
Желание не отпускало его. Оно билось в мозгу, пульсировало в паху. Наверное, это отразилось на его лице. Он поймал испуганный взгляд Челси. По ее стройному телу пробежала дрожь. Она напомнила ему самку, готовую в любую минуту удрать от самца, но в отличие от самки, по существу, невинного создания, Челси Локридж была самой двуличной женщиной, которую он когда-либо знал.
«Распусти волосы».
Она побледнела. «Крейг…».
«Распусти. Прямо сейчас», — приказал он.
Крейг был непреклонен. Трясущимися руками она стала вынимать шпильки, поддерживающие прическу, положила их во внешний карман сумочки. Сузив глаза, он наблюдал за ней. Тряхнув головой, Челси позволила волосам рассыпаться по плечам, ее движение было таким чувственным, что Крейг сжал кулаки, едва сдерживая себя.
Он приблизился. Она стояла с опущенными руками, из ее груди вырывались какие-то странные звуки. В глазах затаился страх. Крейг знал, что он тому причиной, но убеждал себя, что ему все равно. Страх сопровождал его долгие годы, теперь ее черед. Он найдет способ отомстить ей. Она это заслужила после того, как бросила его, когда так была ему нужна.
Крейг поднял руки и запустил их в ее густые кудри. Челси попыталась уклониться, но он не позволил. Обеими руками Крейг ворошил волосы, даже огрубевшей кожей ощущая тепло ее головы и шелковистость прядей, струящихся между пальцами. Его руки задрожали, тело напряглось. Горячая волна желания снова охватила его. Он проклинал себя за то, что дотронулся до Челси, но она искушает его, соблазняет своим запахом, тем самым возбуждающим ароматом, который постоянно и навязчиво преследовал его днем и превращал в ад ночи в одиночной камере.
Он притянул ее ближе, бедрами прижавшись к низу ее живота. Широко раскрыв глаза, Челси не дыша смотрела на него. Крейг намеренно давал ей понять, что может овладеть ею и овладеет, если захочет, но внезапно изменил свои действия.
Как расческой, пальцами он прошелся по всей длине волос, продираясь сквозь запутавшиеся пряди. Закусив нижнюю губу, Челси поморщилась от боли. В глазах, оттененных густыми ресницами, появились слезы. Он был сбит с толку тем, что она даже не пытается сопротивляться, а стойко переносит его недовольные выпады против нее и грубоватые прикосновения. Крейг даже почувствовал нечто вроде уважения к ней.
«Ты никогда прежде не прикасался ко мне, когда был зол», — прошептала она немного спустя.
Он застыл, встретившись с ней взглядом. В светло-карем омуте ее глаз читалось откровение. Крейг видел то, что не хотел видеть. На него нахлынули сладострастные воспоминания, но они были слишком мучительные, напоминающие о том, что не повторится никогда.
Он нутром чувствовал, что Челси тоже все помнит. Его руки на своем обнаженном теле, его ласки, которые доводили до сладостного изнеможения, когда она, теряя голову от наслаждения, жаждала, чтобы он, наконец, взял ее. Вздрогнув, Крейг отчетливо представил себе то восхитительное ощущение, когда он проникал в ее тело, постепенно уступая ее требованию и своему собственному желанию.
Челси дрожала. Веки полузакрытых глаз трепетали. Крейг поймал себя на мысли, что возможно, она хочет, чтобы он отстал от нее. Но он не доставит ей такого удовольствия. Крейг накрутил ее волосы на руку, затем отпустил. Челси прерывисто дышала. Скользнув руками по ее тонкой шее, он схватил ее за плечи и прямо-таки впился в нее своими пальцами.
Все еще дрожа, она медленно открыла глаза. Крейг злился на себя, потому что не мог справиться с желанием и злился на нее, строящую из себя саму невинность.
«Ты забыл, что у меня быстро появляются синяки?» — спросила она.
Немного смутившись, он неохотно разжал пальцы. «Я ничего не забыл, Челси».
«Я тоже. Но делая мне больно, ты ничего не исправишь».
На его скулах вспыхнул румянец, но он и не думал извиняться. Все светские манеры разом улетучились в тюрьме. Напрасно было бы ожидать его быстрого перевоплощения.
«Ты обрезала их», — упрекнул Крейг.
«Да», — она поняла, что он имеет в виду.
Челси повернула голову, глядя мимо него. Ее блестящие волосы свисали с его руки. Он недовольно поморщился. «Почему?»
«Нет времени. Слишком много сейчас работы».
Расправив плечи, она смело взглянула на него.
«Зачем задевать друг друга? Это не поможет».
«Откуда ты знаешь?».
«Не в твоих правилах так жестоко обращаться с женщиной».
«Ты не знаешь меня теперь».
«Нет, знаю», — настаивала она. «У меня хватит сил, чтобы вынести твой гнев, Крейг, если это то, что мешает тебе выслушать меня».
Лицо Крейга окаменело, в глазах зажегся опасный огонек, как бы предупреждая, что он способен заставить ее заплатить за все грехи, существующие и несуществующие, которые она совершила. Крейг снова выругался и заметил, что на этот раз это не вызвало у Челси досаду.
«Что ты можешь знать обо мне, о моем гневе?».
Она пожала плечами и была более спокойной, чем ему хотелось бы.
«Я спрашивала. Твой офицер ответил на большинство моих вопросов».
Эмоции опять взяли верх. Крейг оттолкнул ее и зашагал по комнате. Ей не оставалось ничего, как сесть поближе к камину и наблюдать. Несколько минут тишину нарушал лишь звук его шагов, да дождь, барабанящий по крыше.
«Теперь ты выслушаешь меня?»
Крейг продолжал ходить, сознавая, что это вошло у него в привычку, особенно в первые месяцы пребывания в тюрьме, когда он боролся с клаустрофобией[2], в камере без окна, похожей на коробку из-под обуви.
«Почему я должен?»
«Я думаю, что ты привез меня в эту даль не из-за того, что боялся, будто я растаю под дождем». И добавила задумчиво: «Я и раньше попадала под дождь, Крейг». В ее голосе послышалась тоска.
Со сжатыми кулаками он резко остановился, тоже вспомнив случай, который произошел во время их медового месяца. Сердце болезненно сжалось.
Тогда они так желали друг друга, что не могли ждать, пока вернутся в отель в Напа Вали. Отыскав
