стояли закуски, салаты, на большом блюде истекали жиром горячие, видимо только что снятые с мангалов шашлыки. Рядом, в глубокой тарелке мелко нашинкованный репчатый лук, красный перец и ещё хранящие жар тандыра, лепёшки. Ещё на одном блюде горкой лежали аксайские шашлыки. Владлен Фёдорович очень их любил и хозяин дома отлично это знал.
Эти шашлыки, тандыр-кебаб, делают в специальной раскалённой печи без открытого огня. В центр достархана стояла большая, старинного китайского фарфора ваза, с изумительными по красоте, красными розами. Зная привычки гостя и решив уважить его, хозяин Аксая взял в руки высокую бутылку и лично разлил дорогой коньяк по рюмкам, пододвинул поближе к гостю тарелку с нарезанными лимонами.
- Давай, 'Сенатор', выпьем этот замечательный напиток за наше благосостояние и удачу.
- Отличный тост, - улыбнулся гость, поднимая свою рюмку и окидывая взглядом обильный достархан, словно примериваясь, с чего начать. Хотелось попробовать всего сразу. О том, что у аксайского хана самые лучшие повара, ходили легенды. И, это действительно, так. Блюда, приготовленные здесь, всегда были очень вкусные и их хотелось всё время есть и есть. Хозяин предложил гостю начать с казы – конской колбасы, но гость решил остановить свой выбор на шашлыках. Баранина оказалась молодая, нежная, жарили её на саксауле, и это придавало шашлыкам особый вкус и аромат. Выпили по-первой, ещё не успели, как следует закусить, а хозяин уже налил по-второй.
- Ты, всё-таки попробуй казы. Уверен, такого, кроме Аксая, нигде нет, удесятеряет силу мужчины, - сказал хан Акмаль и громко засмеялся, наверняка эта фраза служила дежурной шуткой для гостей сотни раз. Но московский гость шутку не поддержал и даже не улыбнулся, молча продолжал жевать шашлык.
- Сенатор, что с тобой сегодня? – спросил хозяин гостя, когда оба насытились и отодвинулись от достархана. - Ты чем-то озабочен?
- А вы, разве не знаете, что сейчас происходит? – поморщился Владлен Фёдорович, которому не нравилось, что хан Акмаль всё время, к месту и не к месту, называет его кличку. – Каримов уже сидит в Лефортово и, если не сегодня, так завтра, начнёт давать показания. А знает он очень много.
- Ну и что? – равнодушно пожал плечами обладатель двух Гертруд. – Мне ничего не грозит, я – неприкасаемый.
- Не знаю, Акмаль-ака, - с сомнением покачал головой Владлен Фёдорович. – Я думаю, что вы слишком самоуверенны? В Москве, самого Щёлокова - шефа МВД с должности сняли и вывели из состава ЦК, а ведь он был незыблем, как скала и тоже из касты неприкасаемых. Та же участь постигла и владыку кубанского – Медунова. Вы, как хотите, а я сидеть, сложа руки не намерен, и уже предпринял некоторые меры. А сюда прилетел, чтобы предупредить вас о возможных последствиях и чтобы вы подготовились к худшему развитию событий и других подготовили.
- Я тоже кое-что, в целях безопасности, уже предпринял. Вокруг Аксая выставил посты и перекрыл все дороги и тропы – мышь сюда не проскочит. Ты думаешь, почему я приказал доставить тебя в Аксай вертолётом? Для того, чтобы тебя никто чужой не видел. А уж со своими, я разберусь. Поэтому, сейчас отдыхай, наслаждайся жизнью и не забивай себе голову разной ерундой, - усмехнулся Акмаль-хан и громко хлопнул в ладоши. В комнату тут же вошли две девушки удивительной красоты. Хозяин приказал им убрать с достархана остатки еды и принести чай, после жирных шашлыков из баранины, всегда хочется пить.
Девушки бросились исполнять приказание, с ловкостью волшебницы одна убирала посуду, другая тут же застелила новую белоснежную скатерть и обновила посуду. Потом обе дружно стали заставлять достархан вазами с конфетами и фруктами, хрустальными чашами с колотым орехом и миндалем, фарфоровыми масленицами с мёдом и сливками. На отдельном подносе принесли чашки, пиалы и чайники. Вазу с цветами тоже поменяли, красные розы сменили на белые.
Заметив, что гость не сводит глаз с девушек, Акмаль-хан улыбнулся и, подмигнув гостю, спросил: - Что, понравились девочки?
Владлен Фёдорович покраснел, словно его застали за каким-то постыдным занятиям и смущённо спросил: - Где вы, уважаемый Акмаль-ака, только берёте таких неземных красавиц?
- А у меня всё самое лучшее, - самодовольно ухмыльнулся хозяин дома.
- Наверное, девственницы?
- Конечно девственницы, сам проверял, - захохотал Акмаль-хан. – В Аксае я весь товар лично проверяю и потом ставлю свой знак качества.
'Это уж ты не пропустишь', - пряча усмешку, подумал Владлен Фёдорович, зная замашки хозяина Аксая. – 'Видел я в сауне твой «знак качества». Уже, наверное, не один десяток раз попрал Коран'.
- Какая из них тебе больше понравилась? – с хитрой усмешкой спросил Акмаль-хан. – Ты только пальцем укажи, и она этой ночью будет твоей. Гостеприимство для нас – святой обычай и для дорогих гостей у нас всё самое лучшее.
- Я знаю, что гостеприимством вы славились всегда, - улыбнулся Владлен Фёдорович, наливая себе очередную порцию чая.
- Пошли, Сенатор, немного прогуляемся по парку, а тем временем девушки обновят достархан, проветрят комнату, а повара опустят в котёл рис, – предложил Акмаль-хан и поднялся с атласных курпачей. – Что бы мы ни ели, всё равно царь узбекского стола – плов. Поверь мне, что нигде его так не готовят, как в Аксае.
- С удовольствием, - согласился гость. - Надо ноги немного размять.
Хозяин загородного дома наверняка знал, какое неизгладимое впечатление производил на гостей его ночной сад, поэтому и устраивал гуляния по аллеям парка ночью. Низкие, мощные прожектора подсвечивали от земли огромные, уходящие в темноту звёздного неба пирамидальные тополя и необхватные дубы. В умелой подсветке голубые ели серебрились и, казались не земными. Шелест ветвей и листвы, шорох иголок в ночи, отдавал каким-то металлическим звуком.
Периодически, в чаще деревьев вдруг вспыхивал яркий источник света, и спящий сад преображался, играл новыми, невидимыми днём красками, то какое-нибудь одинокое дерево, словно крупным планом попадало на экран и завораживало внимание, и сразу бросалось в глаза совершенство его ствола, ветвей, всего контура, зелёного абриса, и в ночи по-иному слышался шёпот его листьев.
Хозяин хорошо знал свой парк и ночью свободно в нём ориентировался. Проходя мимо кактусовой плантации, Владлен Фёдорович замедлил шаг, любуясь цветением больших, ярко-красных цветов, которые распускаются только ночью, но увидев, что Акмаль-хан свернул в кипарисовую алею, ускорил шаг.
Гигантский аквариум, подсвеченный изнутри, с боков и сверху, возле которого остановился хозяин дома, было любимым местом отдыха Акмаль-хана. Тут он мог просиживать часами, любуясь диковинными заморскими рыбками и, одновременно, думать свои думы.
Компрессоры постоянно подавали в аквариум кислород, и мелкие пузырьки, поднимавшиеся со дна, создавали удивительно живую картину природы, забывалось, что вся эта красота создана руками человека. А вокруг аквариума, в обширном рукотворном озере, росли цветы. Белые нежные лилии, жёлтые, розовые, лиловые, чем-то напоминающие гибридные хризантемы, заморские лотосы – от этого великолепия нельзя было оторвать взгляд.
Присев на обвитую плющом скамейку с высокой спинкой, гость и хозяин молча наблюдали за тем, как в глубине озера сонные крупные золотые карпы лениво бороздили пространство, задевая стебли лилий и лотосов, и цветы начинали покачиваться, создавая вокруг себя мелкую рябь.
- Вот эти неземные цветы больше всего волнуют мою душу, - нарушил молчание Аксайский хан. – Здесь хорошо отдыхать душой и телом, рождаются в голове мудрые мысли и поэтому этот уголок в парке для меня самый любимый.
- У вас, Акмаль-ака, здесь всё оформлено фантастически красиво и богато! - с восторгом сказал Владлен Фёдорович. - Ни у кого больше я не видел такого великолепия!
- Это потому, что вокруг все нищие, а я – Крез, - сказал Акмаль-хан, и весело захохотал. – Вот ты, например, живёшь в столице самого большого в мире государства, состоишь у него на службе, занимаешь очень высокий пост в правительстве, получаешь зарплату, имеешь госдачу, а не можешь купить даже тысячной доли того, чем обладаю я, простой директор агропромышленного объединения. Разве это логично?
- Нет, конечно, - грустно вздохнул Владлен Фёдорович. - Это не логично и не справедливо, что нас так оценивает государство, которому мы служим.
